Кто такой каракалла в древнем риме. Каракалла - римские императоры. Император Каракалла. Античный бюст

Септи мий Бассиа н Карака лла (лат. Septimius Bassianus Caracalla; 186-217) - римский император из династии Северов. Сын Септимия Севера, брат Геты. Правил с 211 по 217 н. э. Официальное имя: Император Цезарь Марк Аврелий Север Антонин Август.

Сын императора Луция Септимия Севера от второго брака с Юлией-Домной, род. в Лионе 4 апреля 188 г. Первоначальное имя его - Бассиан - в 196 г., когда отец провозгласил его Цезарем, изменено было в М. Aurelius Antoninus; прозвище же Каракалла, или Каракалл (Caracallus), взято от введенной им галльской одежды - длинного халата, ниспадавшего до щиколоток.

В 197 г., во время похода против парфян, он был провозглашён трибуном и Августом. В 202 г. он был назначен консулом, а в следующем женился по воле отца на Фульвии-Плавтилле, богатой дочери Плавциана; он, однако, ненавидел и тестя, и жену и был причиною смерти первого в 204 г.

Уже до смерти тестя в высшей степени распутный и своевольный, Каракалла стал ещё хуже, когда освободился от него. Младший брат его Гета, в 198 г. провозглашённый Цезарем, не уступал К. в испорченности. С детства между обоими братьями господствовала непримиримая ненависть, раздувавшаяся царедворцами.

Когда пришло известие о восстании варваров в Британии, Север воспользовался случаем для удаления сыновей из развратной атмосферы Рима и взял их с собою на войну (208 г.). Каракалла провожал отца до Сев. Шотландии, в некоторых случаях сам начальствовал над войском, но все мысли его были устремлены лишь на подготовку для себя единодержавия. Он преследовал брата и клеветал на него, хотел возбудить в войске мятеж против отца, сам однажды поднял меч против него и, как говорили, ядом ускорил его смерть (в феврале 211 г.). Несмотря на его убеждения, войска, помня желания Севера, провозгласили императорами обоих братьев. Каракалла тотчас заключил мир с варварами, вывел армию из их страны, очистил заложенные Севером крепости, отправился к брату и к матери и, наружно помирившись с Гетой, отправился в Рим с прахом Севера. Уже на дороге несогласия возникли снова; оба брата подозревали друг друга; в Риме каждый завёл свою стражу; они думали разделить империю, но этому воспротивилась мать. Планы К. освободиться от брата не удавались; наконец он попросил мать пригласить их обоих к себе в комнату для примирения и здесь, на руках у матери, был убит Гета (212).

Единоличное правление

После убийства он, как бы ища защиты, бежал в лагерь к солдатам, дал им для разграбления собранные отцом сокровища и был провозглашен единым императором. Солдаты и придворные Геты, числом до 20 000, были умерщвлены. В числе убитых был Папиниан, знаменитый юрист, друг Севера. Каракалла попросил его выступить в сенате с оправданием убийства, надеясь. что прославленный юрист найдет убедительные доводы. Однако Папиниан ответил: «Это легче сделать, чем оправдать». В 212 г. Каракалла дал всем жителям Римской империи права римского гражданства, с целями, впрочем, исключительно финансовыми. Старые налоги он возвысил, вымогал деньги у кого только мог, особенно у сенаторов, которые обязаны были всюду следовать за ним.

В Галлии Каракалла вёл бесславную войну с алеманнами и ценнами, но тем не менее принял прозвание Alemannicus и Germanicus; в Дакии он воевал со сарматами и гетами, но скоро предоставил провинцию её участи и пошёл во Фракию. С этого времени он начал комически подражать Александру Великому, предпринимая походы в отдалённые страны, но лишь для того, чтобы грабить жителей. Из Фракии он перешёл в Азию, в Пергаме прибегал за исцелением к Эскулапу, в Илионе чтил Ахилла, зимовал в Никомедии (214-215), изменнически захватил в плен Авгара, царя осроенов, и завладел его царством.

Царя Армении с сыновьями он пригласил к себе, намереваясь с ним поступить точно так же, но наткнулся на вооружённое сопротивление; отряд его, посланный в Армению, был разбит. Через Антиохию Каракалла отправился в Александрию, где, рассердясь на жителей за намёки на братоубийство и связь с матерью (её обозвали Иокастой), устроил кровавую резню, наложил на жителей штрафы и велел разрушить общежития (греч. σισσίτια) философов.

Вернувшись в Антиохию, он потребовал от Артабана, царя Парфии, дочь в замужество; когда тот не согласился, Каракалла опустошил его страну, взял город Арбелу, где разрыл могилы парфянских царей и рассеял прах их. Артабан согласился на мир и дружественно встретил императора; но во время пира Каракалла велел напасть на варваров и убивать их, и царю лишь с немногими приближенными удалось бежать.

Смерть

Опустошив и разграбив всю Парфию, Каракалла вернулся и принял титул Parthicus. Парфяне готовились к новой войне, когда императорский префект преторианцев, Макрин, составил заговор против Каракаллы и велел его убить по дороге из Эдессы в Карры, 8 апреля 217 г. От царствования Каракаллы сохранились громадные развалины терм (Thermae Antoninianae), с небывалым великолепием построенных Каракаллой к востоку от Авентинского холма. Ревностный распространитель культа Изиды, Каракалла гораздо менее гнал христиан, чем его отец. Каракалла не имел потомства. Его биографию написал Спартиан; много сведений о нём у современника его, Диона Кассия, и у Геродиана.

В истории всякой империи наступает момент, когда она, достигнув наибольшей величины и наивысшего расцвета, трескается по швам и начинает распадаться. В начале II века стало понятно, что территориальное расширение Римской империи достигло предела, двигаться дальше римлянам было некуда. Прекратились победоносные войны — сократился приток рабов. К концу II века рабов вообще стало меньше, и экономический кризис плавно повлек за собой кризис имперской идеологии. В этот период, 4 апреля 186 года в римском городе Лугдун (ныне Лион) в Галлии у будущего первого императора династии Северов, Септимия Севера (Lucius Septimius Severus, 146-211), и его второй супруги Юлии Домны (Julia Domna, ок. 167-217) появился первенец. Этому человеку было суждено остаться известным в истории не под своим родовым именем Луций Септимий Бассиан (Lucius Septimius Bassianus), и даже не Марк Аврелий Антонин, как нарек его отец, в честь императора-философа Марка Аврелия (Marcus Aurelius Antoninus Augustus, 121-180), а под прозвищем Каракалла. Явный психопат, Каракалла стал чуть ли не переломной фигурой в истории Древнего Рима. Жаждая вернуть империи славу времен Траяна (Marcus Ulpius Traianus, 53-117) и Августа (Augustus, 31 до н.э. — 14) и видя себя самого новым Александром Македонским, он остался в истории лишь как строитель терм Каракаллы, да и убит был — стыдно сказать — в нужнике.

Старший сын. Где брат твой Гета?
К моменту смерти Септимия Севера в городе Риме было запасено на семь лет вперед зерна, а масла хватило бы на пять лет всей Италии. Умиравший в британском Эбораке (современный Йорк) Север промолвил: «Я принял государство, раздираемое повсюду междоусобиями, а оставляю его в состоянии мира даже в Британии. Старый, с больными ногами, я оставляю моим сыновьям власть твердую, если они будут ее достойны, но — слабую, если они будут недостойны ее».
Умирающий Север вряд ли знал о библейских Каине и Авеле, но сыновьям завещал вот что: «Не ссорьтесь между собой и ублажайте воинов, на всех остальных можете не обращать внимания». И сделал Каракаллу и второго своего сына — Гету (Publius Septimius Geta, 189-211) императорами-соправителями. Тут-то и началось.



Французский художник Жан-Батист Грёз (Jean Baptist Greuze, 1725-1805) в 1769 году обратился к сюжету взаимоотношений Каракаллы и Септимия Севера: сын строил планы ускорения смерти тяжелобольного отца. Художник изобразил сцену, когда Север упрекает Каракаллу за предательство
Античные историки так описывают этих наследников трона: «В детстве Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью. Но выйдя из детского возраста, он стал замкнутым, угрюмым и высокомерным». Гета же «был красивым юношей с крутым нравом, но не бессовестный, был скуп, занимался выяснением значения слов, был лакомкой и имел пристрастие к вину с приправами». Насильственно уравненные отцом в правах, братья с детства враждовали, с возрастом доведя соперничество до поистине патологического размаха. После смерти отца молодые люди поспешили с его прахом в Рим. «Вместе они не останавливались и за одним столом не ели — слишком сильно было подозрение, что один брат успеет отравить губительным ядом еду другого». В Риме после торжественных похорон и обожествления Севера Гета и Каракалла разделили императорский дворец и «стали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они пользовались свободно, причем каждый выставил свою стражу».

Ненависть была обоюдной и совершенно открытой: каждый стремился избавиться от соперника. Геродиан (Herodianus, ок. 180 — ок. 250), этот позднеримский Светоний(Gaius Suetonius Tranquillus, 69 — после 122), пишет, что «большинство римлян склонялось на сторону Геты, потому что он производил впечатление человека порядочного: проявлял скромность и мягкость... Каракалла же во всем высказывал жестокость и раздражительность». Братьям-императорам было так тесно друг с другом на белом свете, что они задумали даже разделить империю. Запад со столицей в Риме отошел бы Каракалле, а Восток с центром в Антиохии (современная Антакья в Турции) или Александрии — Гете, но мать ухитрилась их отговорить, хотя примирить друг с другом была бессильна.



Лицо Геты стерто с семейных портретов.


Тогда Каракалла решился на прямое убийство: зазвал Гету в покои матери якобы для примирения и прикончил безоружного брата руками своих центурионов — прямо у нее на груди. Вслед за тем этот новый Каин выбежал из спальни Юлии Домны, вопя, что едва спасся, избежав какого-то неведомого покушения. Кого можно было обмануть в Риме этими криками? Причиной убийства, скорее всего, была не просто немотивированная ненависть. Гета был «интеллигентнее» Антонина, его постоянно окружали писатели и мыслители, его больше любили сенаторы. И что еще страшнее — Гета был внешне больше похож на отца. Каракалле было 23 года, Гете — 22. Шла зима 212 года. Каракалла бросился в преторианский лагерь, пообещав за свое спасение и единовластие выдать каждому воину по 2500 аттических драхм и в полтора раза увеличить довольствие. Так в один день он пустил в распыл то, что отец его собирал восемнадцать лет.

Каракалла совершил в отношении Геты ужасающий акт damnation memoriae — проклятие памяти. Он не только безжалостно расправился с теми, кого заподозрил в симпатии к убиенному, но и повелел стереть его портреты с семейных изображений Септимия Севера и Юлии Домны с двумя сыновьями. Разделался Каракалла и со своей нелюбимой женой Плавтиллой (Publia Fulvia Plautilla), дочерью Марка Аврелия: в 205 году отправил в ссылку, а в 212-м — велел убить. Участь Плавтиллы разделили родственники. Количество репрессированных по «делу Геты» оценивают в 20 тысяч человек — друзья, сенаторы, всадники, префект преторианцев, «секьюрити», слуги, наместники провинций, офицеры, рядовые воины, даже колесничие «команды», за которую болел Гета. Теперь перед этим низкорослым щуплым юношей с кудрявыми черными волосами и выраженной психопатией лежала империя, которую он задумал приравнять по величию к Александровой.

Император-варвар или император-космополит?
Пришла пора раскрыть тайну прозвища Каракаллы. Марк Аврелий Антонин любил носить и ввел в моду галльское (или германское) одеяние до пят — плащ с капюшоном каракаллу (вернее, «каракаллус»). Он вообще по-своему любил римские провинции и интересным образом уравнял их в правах с центром. В том же 212 году, когда пал Гета, он издал удивительный эдикт Constitutio Antoniniana, предоставивший права римского гражданства всему свободному населению Римской империи. С одной стороны, все жители империи получили права римских граждан. С другой — драматически возросло число налогоплательщиков, обязанных платить налоги на наследство и за освобождение рабов — раньше это делали только граждане Рима. Что все это значило? Всего лишь то, что престиж всего римского и италийского в сфере влияния империи резко падал, и «Конституция Антонина», фактически ликвидировавшая привилегии жителей Апеннин и малочисленной провинциальной элиты, уничтожила параллельно и священное различие между гражданами-легионерами и негражданами — солдатами вспомогательных войск, уронив тем самым престиж легионов. Вместо деления людей империи на граждан Рима и неграждан, законоведы разделяли их теперь на два социальных класса: знать и простонародье. С финансами у Каракаллы вообще были хронические нелады. Вынужденный постоянно подкупать собственные войска и варваров, он стал выпускать монеты пониженного качества («антонианы» содержали на четверть меньше серебра) — в полтора раза тяжелее денариев и с двукратной номинальной стоимостью. Еще один шаг императора, которого называют то помешанным, то гениальным, — запрет провинциям формировать более двух легионов войск. Наместники провинций теперь физически не могли собрать армию, способную обратить оружие против центра. В двенадцати провинциях квартировали 24 легиона, а остальным девяти (один в Италии) — был дан приказ в остальные места назначения, интересовавшие империю.

Каракалла был действительно первым императором — «гражданином мира» и космополитом, хотя современники предпочитали трактовать его причуды как печать варваризации, обезобразившую его и без того омраченное неприглядными деяниями чело. «Всех германцев он расположил к себе и вступил с ними в дружбу, — писал Дион Кассий (Dio Cassius, ок. 150-235). — Часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду, и его видели в плаще с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал себе светлые волосы и причесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это, и любили его чрезвычайно». Кроме того, Каракалла ревностно поклонялся египетской Исиде и построил в Риме ее храмы, а на Востоке представлял себя в образе Бога-Солнца или Александра Великого, покорившего весь мир и подарившего ему всеобщее гражданство.



Художник и археолог Лоуренс Альма-Тадема (Lawrence Alma-Tadema, 1836-1912) в 1860-е годы совершил путешествие в Италию, посетил Помпеи и Геркуланум. Он был очарован Древним Римом. Одним из следствий этого интереса стала картина «Каракалла», написанная в 1902 году

Солдатский император
Каракалла довольно успешно выступал на поле боя. Отмечают, впрочем, что был он не столько стратег, сколько солдат, но, тем не менее, именно юный Антонин завершил завоевание Каледонии (территорий к северу от стены Адриана (Publius Aelius Hadrianus, 76-138), восстановленной Севером; грубо говоря, нынешняя Шотландия) после смерти отца, еще тогда отодвинув от управления армией младшего брата. В 213 году Антонин Каракалла отправился в Германию, и живым в Рим уже больше не вернулся.

Именно в это время племенной союз алеманов впервые появляется на периферии римской истории, представив угрозу так называемым Десятинным полям (Agri Decumates) между верховьями Рейна и Дуная. Каракалла то ли действительно победил алеманов на Майне, то ли просто от них откупился, как частенько случалось, но вышло дешевле, чем «настоящая война», а набеги германцев были отсрочены на два десятка лет. Молодой император щедро платил солдатам, ел их пищу, толок вместе с ними муку и шел рядом пешим ходом, чем, естественно, завоевал среди войск популярность. Выполняя заветы отца, он заботился о солдате — поднял жалованье до 675 денариев и всячески демонстрировал свою лояльность ветеранам.

Единожды решив стать вторым Александром Македонским, Каракалла строил планы о покорении Парфии. В 214 году он экипировал на Дунае фалангу в македонском стиле о шестнадцати тысячах воинов, обзавелся боевыми слонами и уже через год, миновав Дакию (часть современной Румынии) и Малую Азию, отправился на Восток.

Перезимовав на переломе 214-215 годов в Никомедии (современный город Измит, Турция), в мае 215-го войска Антонина Каракаллы прибыли в сирийскую Антиохию. Оставив там большую часть своей армии, император двинулся в Египет, в Александрию, — к гробу Александра.

Участь града Александра
В Александрии император устроил резню, об истинных причинах которой исследователи до сих пор могут только догадываться. Якобы александрийцы встретили Антонина с вполне распростертыми объятиями. Якобы Антонин знал, что все это лишь видимость и давно уже ненавидел александрийцев за насмешки, которыми его здесь осыпали, обзывая кровосмесителем (возлюбленным собственной матери) и братоубийцей. Якобы именно поэтому Каракалла перерезал депутацию городской знати во главе с наместником Египта, собравшуюся на подступах к городу, чтобы его встретить, а потом в течение нескольких дней чинил резню и грабежи уже внутри города. В одном источнике сказано, что он велел собрать цвет александрийского юношества за городом для военного смотра, окружил беззащитных красавцев войсками и всех поголовно перерезал — да так, что «кровь потоками текла по равнине, а огромная дельта Нила и все побережье близ города было окрашено кровью». Не остановившись на достигнутом, новый Александр обложил горожан штрафами и разрушил общежития философов.

Однако, находясь в Египте, император не забывал о душе. Он посетил для жертвоприношений и празднований тамошний храм Сераписа — Серапеум. Так, раньше, во время германской кампании, Каракалла поклонялся кельтскому богу-целителю Граннусу (местный вариант Аполлона), а в Пергаме посетил храм Асклепия, где и заночевал, с тем чтобы жрецы потом расшифровали его вещие сны.

Удовлетворенный праведными трудами в Александрии (Дио Кассиус говорит, что было убито 20 тысяч человек), Каракалла вернулся в Антиохию, где его ожидало не менее восьми легионов. В 216-м он, наконец, вторгся на территорию Парфии, в Мидию (территория на северо-западе Персии), и немного расширил границы провинции Месопотамия, но, споткнувшись об Армению, вынужден был вернуться к месопотамским рубежам на Евфрат. Действовал он здесь хитростью: посватался к дочери парфянского царя, получил согласие на брак и беспрепятственно вступил в страну как будущий зять, а затем внезапно напал на тех, кто вышел его приветствовать. Людей перебили множество и разграбили по пути все города и селения, с большой добычей возвратившись в Сирию. За этот позорный набег Антонин получил от сената прозвание «Парфянский».


Убийство на обочине
Каракаллин «нью-эйджевый» подход к религии, в конечном счете, и привел к его к гибели 8 апреля 217 года. «Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал за магами, звездочетами, гадателями по внутренностям животных»… но это ему не помогло.

Во время верховой поездки из Эдессы (ныне Урфа, Турция) в Карры (современный Харан, Турция) с целью посетить храм бога Луны, Каракалла спешился, чтобы справить естественную нужду, когда солдат Марциалий (Julius Martialis), выполнявший приказ префекта претория (начальника охраны) Макрина (Macrinus, около 164-218), ответственного за безопасность императора, ударил его кинжалом. Остальные охранники добили и несостоявшегося Александра Македонского, и Марциалия.

По иронии судьбы все всё знали. Каракалла уже давно подозревал Макрина, а Макрин, в частности, отвечавший за переписку своего венценосного подопечного, знал, что император готовит его убийство. По этапу передали, что беззащитный император угодил в засаду заговорщиков из числа «инсайдеров». Организатор всего дела Макрин, конечно же, был провозглашен императором и взял в соправители своего сына. Новый император был выходцем из простых воинов, возможно даже из рабов-вольноотпущенников. Чтобы воины не волновались, Макрин раздал войскам большое жалование. В Риме «не так всех радовало наследование власти Макрином, как все ликовали и всенародно справляли празднество по поводу избавления от Каракаллы. И каждый, особенно из тех, кто занимал видное положение или ведал каким-либо делом, думал, что он сбросил висевший над его головой меч». Макрина, впрочем, тоже скоро убили.

Прах двадцатидевятилетнего императора Каракаллы отправился в Рим и был возложен в мавзолее Адриана (ныне Замок Святого Ангела). Антонина обожествили в 218 году. Как часто писали на тогдашних надгробиях — «Не было, жил, не стало».

Эпоха Антонинов катилась к концу. Римская империя все еще справлялась со своим кризисом, но III веку было суждено стать закатом всей античной цивилизации Запада.

Септимий Бассиан, старший сын Септимия Севера, был переименован отцом в Марка Аврелия Антонина, в историю же вошел под именем Каракаллы (одеяние с таким названием он носил). Его мать Юлия Домна - финикийка по происхождению, дочь Бассиана, жреца Солнца. Спустя два года после рождения первенца, названного в честь деда, Юлия родила второго сына Гету. Септимий Север, будучи наместником Паннонии, командовал римскими легионами, стоявшими на берегах Дуная и Рейна, когда в 193 г. захватил императорскую власть.

196 год - отец провозгласил Бассиана Цезарем и тогда дал ему имя Марка Аврелия Антонина, которого он считал величайшим из императоров. Согласно свидетельству древнего историка Геродиана, автора «Истории императорской власти после Марка», оба сына Септимия Севера были испорчены роскошью и столичным образом жизни, чрезмерной страстью к зрелищам, приверженностью к конным состязаниям и танцам.

В детские годы Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью, но, выйдя из детского возраста, стал замкнутым, угрюмым и высокомерным. С детства братья враждовали между собой, а со временем эта вражда приобрела поистине патологический характер.

Септимий Север женил Каракаллу на дочери своего фаворита Плавтиана. Новая принцесса в качестве приданого передала своему мужу громадные суммы денег. Их было до такой степени много, что, по утверждениям, столько могло бы составить приданое 50-ти цариц.

По завещанию основателя династии, утвержденному сенатом и признанному преторианской гвардией и легионами, августами были объявлены оба сына Септимия Севера - старший сын Каракалла и младший Гета. Такого рода двоевластие оказалось чреватым тяжелыми последствиями и было определенным просчетом опытного Септимия Севера. Он считал, что правление двух его сыновей сможет укрепить династию, сможет сбалансировать жесткий и волевой характер Каракаллы, мягкость и осторожность Геты, однако получилось наоборот. Между братьями и стоящими за ними придворными кликами сразу же вспыхнула непримиримая борьба. Попытки их матери Юлии Домны примирить сыновей-императоров ни к чему не привели.

После торжественных похорон Септимия Севера в Риме его сыновья поделили императорский дворец пополам и «начали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они пользовались свободно, при этом каждый выставил свою стражу». В открытую ненавидя друг друга, каждый делал все, что мог, лишь бы как-то избавиться от брата и заполучить всю власть в свои руки. В большинстве своем римляне склонялось на сторону Геты, потому как он производил впечатление человека порядочного: проявлял скромность и мягкость по отношению к лицам, обращавшимся к нему. Каракалла же во всем выказывал жестокость и раздражительность. Юлия Домна была не в состоянии примирить их друг с другом.

Провраждовав так какое-то время, братья совсем было собрались разделить между собой империю для того, чтобы не злоумышлять друг против друга, оставаясь все время вместе. Решили, что Гете отойдет восточная часть державы со столицей в Антиохии или Александрии, а Каракалле - западная с центром в Риме. Но когда об этом соглашении сообщили Юлии Домне, она своими слезами и уговорами смогла убедить их отказаться от этой пагубной затеи. Этим она, может быть, уберегла римлян от новой гражданской войны, но обрекла на смерть родного сына.

Ненависть и соперничество между братьями росли. По утверждению Геродиана, они «перепробовали все виды коварств, старались договориться с виночерпиями и поварами, чтобы те подбросили другому какой-то отравы». Но ничего у них не получалось, потому как каждый был начеку и очень остерегался. В конце концов, Каракалла не выдержал: подстрекаемый жаждой единовластия, он решил действовать мечом и убийством. Трагические события развернулись в феврале 212 г.

Помня о страстном желании матери помирить братьев, Каракалла торжественно поклялся императрице, что попытается сделать все возможное, чтобы жить в дружбе с братом. Юлия, обманутая коварным сыном, послала за Гетой, умоляя его прийти в ее покои, где брат готов открыть ему свои самые добрые намерения и примириться с ним. Покои императрицы, по законам империи считавшиеся святыми, стали местом кровавой расправы над Гетой. Лишь только он вошел в спальню, на него бросились люди с кинжалами. Несчастный бросился к матери, но это ему не помогло.

Смертельно раненный Гета, облив кровью грудь Юлии, скончался. А Каракалла, после убийства, выскочил из спальни и побежал через весь дворец, крича, что он едва спасся, избежав величайшей опасности. Он кинулся в преторианский лагерь, где за свое спасение и единовластие пообещал выдать каждому воину по 2500 аттических драхм, а также увеличить в полтора раза получаемое ими довольствие. Он велел без промедления взять эти деньги из храмов и казнохранилищ, и таким образом в один день безжалостно растратил все то, что Септимий Север копил на протяжении 18-ти лет. Воины объявили Антонина единственным императором, а Гета был провозглашен врагом.

Когда Каракалла убил Гету, то, боясь, что братоубийство покроет его позором как тирана и узнав, что возможно смягчить ужас такого преступления, если провозгласить брата божественным, говорят, сказал: «Пусть будет божественным, только бы не был живым!» Он причислил его к богам, и потому народная молва кое-как примирилась с братоубийцей.

Каракалла жестоко расправился со всеми, кого можно было заподозрить в симпатии к Гете. Сенаторов, кто родовит или побогаче, убивали по любому поводу, или совсем без повода - хватало для этого объявить их приверженцами Геты. Папиниан, человек, которым гордилась вся империя, этот юрист, непреклонный защитник законов, также был казнен за то, что отказался публично в сенате оправдывать это убийство.

Вскоре были убиты все близкие и друзья брата, а также и те, кто жил во дворце на его половине; слуг перебили всех; возраст, даже младенческий, во внимание не принимали. Откровенно глумясь, трупы убитых сносили вместе, складывали на телеги и вывозили за город, где, сложив их в кучу, сжигали, а то и попросту бросали как придется. Вообще погибал всякий, кого Гета хоть немного знал. Уничтожали атлетов, возниц, исполнителей всякого рода музыкальных произведений - в общем, всех, кто услаждал его зрение и слух.

Из сенаторов были убиты все представители патрицианских родов. Антонин отправлял своих людей и в провинции, чтобы истреблять тамошних правителей и наместников как друзей брата. Каждая ночь приносила с собой убийства самых различных людей. Весталок он заживо закопал в землю за то, что они якобы не соблюдают девственность. Рассказывали, что как-то раз император был на скачках, и произошло так, что народ чуть посмеялся над возницей, к которому он был в особенности расположен; приняв это за оскорбление, он приказал воинам броситься на зрителя, вывести и перебить всех, кто плохо говорил о его любимце. Потому как нельзя было отделить виноватых от невиновных, воины беспощадно отводили и убивали первых попавшихся. Встав на путь террора, Каракалла разделался даже со своей женой Плавтиллой; в 205 году она была отправлена в ссылку, а в 212 году ее убили.

После кровавой расправы император Каракалла продолжил политику своего отца как внутри страны, так и на ее границах: лихорадочные попытки стабилизировать тяжелое финансовое положение, покровительство армейским кругам. Тяжелое экономическое положение Империи вызывалось двумя факторами: разорением товарных вилл и рабовладельческих хозяйств и огромными расходами на разбухающую армию, которая насчитывала до полумиллиона человек. При этом расходы на армию росли в связи с той политикой покровительства, которую наметил еще основатель династии.

При Каракалле снова была увеличена плата всем категориям военных. Разрешение легионерам иметь легальную семью, арендовать землю и заводить хозяйство, конечно, требовало средств, и Империя должна была их предоставлять. Имеющихся поступлений в казну уже не хватало для оплаты всех бюджетных расходов, и император пошел по пути, уже намеченному при Антонинах и принятому его отцом Септимием Севером: он приказал добавлять к серебру медь в больших количествах (до 80% веса). В результате из одного количества серебра начали чеканить большее количество монет, но они практически обесценились.

212 год - был обнародован императорский эдикт - конституция Антониниана (от официального имени Каракаллы - Марк Аврелий Север Антонин), по которому права римского гражданства получали практически все свободные жители Империи (за редкими исключениями). Так, римское гражданство - самый привилегированный статус жителя Империи, за который веками боролись италики, провинциальная аристократия, - сверху и в одночасье предоставлялось почти всем свободным, в том числе и только что включенным в состав Империи окраинным варварским народам.

Этот решительный шаг дал возможность решить целый ряд трудных проблем, вставших перед центральной властью, - комплектование огромной армии, пополнявшейся из римских граждан, преодоление финансовых трудностей, потому как новые граждане должны были платить многочисленные налоги. В конце концов, дарование римского гражданства давало возможность унифицировать всю систему управления, судопроизводства, применения законов во всех звеньях огромной Империи. В итоге это привело к превращению полноправного и привилегированного римского гражданина в бесправного и обремененного различными обязанностями-повинностями имперского подданного.

Имя императора Каракаллы в Риме сохранили грандиозные термы (роскошные общественные бани), в которых одновременно могло мыться больше 1 600 человек. Термы Каракаллы, построенные в 212–216 годах, занимали большую территорию и представляли из себя мощный комплекс разных помещений для мытья и купания с горячей и холодной водой. При термах находились также библиотеки, площадки для спортивных упражнений и парк, внутри термы были роскошно отделаны мрамором и мозаикой.

Много сил и времени император отдавал военной деятельности в Европе и на Востоке. Он был не столько разумным полководцем, сколько выносливым воином. Весной 213 г. он отправился в Галлию. Прибыв туда, император немедля убил нарбонского проконсула. Приведя в смятение всех начальствовавших в Галлии лиц, он навлек на себя ненависть как тиран. Совершив множество несправедливостей, он заболел тяжелой болезнью. По отношению к тем, кто за ним ухаживал, он проявлял необыкновенную жестокость. Потом, по пути на Восток, он остановился в Дакии. Каракалла был первым римским императором, на которого, по словам Геродиана, легла печать явной варваризации.

«Всех германцев он расположил к себе и вступил с ними в дружбу. Часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду, и его видели в плаще с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал себе светлые волосы и причесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это, и любили его чрезвычайно. Римские воины также не могли нарадоваться на него, в особенности благодаря тем прибавкам к жалованью, на которые он не скупился, а еще и потому, что он вел себя совсем как воин: первый копал, если надо было копать рвы, навести мост через реку или насыпать вал, и вообще первым брался за любое дело, которое требовало рук и физической силы.»

Питался он простой воинской пищей и даже сам молол зерно, замешивал тесто и пек хлеб. «В походах он чаще всего шел пешком, редко садился в повозку или на коня, свое оружие он носил сам. Его выносливость вызывала восхищение, да и как было не восхищаться, видя, что такое маленькое тело приучено к таким тяжким трудам».

Не только по внешности, но и по духу Каракалла был подлинный варвар. Он ревностно поклонялся египетской богине Изиде и построил в Риме ее храмы. «Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал повсюду за магами, звездочетами, гадателями по внутренностям жертвенных животных, так что не пропустил ни одного из тех, кто берется за такого рода ворожбу».

Свирепый, дикий и неумный Каракалла не сумел удержать в своих руках богатейшее наследие Септимия Севера.

Когда он управился с лагерями на Дунае и перешел во Фракию, что по соседству с Македонией, он сразу начал отождествлять себя с Александром Македонским и приказал во всех городах поставить его изображения и статуи. Чудачества его доходили до того, что он начал одеваться как македонец, носил на голове белую широкополую шляпу, а на ноги надевал сапожки. Отобрав юношей и отправившись с ними в поход, он начал называть их македонской фалангой, а их начальникам роздал имена полководцев Александра.

Из Фракии император переправился в Азию, пробыл какое-то время в Антиохии, а после прибыл в Александрию. Александрийцы приняли Антонина очень торжественно и с большой радостью. Никто из них не знал о тайной ненависти, которую тот давно уже питал к их городу. Дело в том, что императору доносили о насмешках, которыми его осыпали горожане. Решив примерно наказать их, Антонин велел самым цветущим юношам собраться за городом якобы для военного смотра, окружил их войсками и приказал всех убить. Смертоубийство было таким, что кровь потоками текла по равнине, а огромная дельта Нила и все побережье близ города было окрашено кровью. Поступив таким образом с городом, он вернулся в Антиохию для того, чтобы начать войну с парфянами.

Чтобы лучше скрыть свои замыслы, он посватался к дочери парфянского царя. Получив согласие на брак, Каракалла беспрепятственно вступил в Месопотамию как будущий зять, а после неожиданно напал на тех, кто вышел его приветствовать. Перебив множество людей и разграбив города и селения, римляне с большой добычей вернулись в Сирию. За этот позорный набег Антонин получил от сената прозвание «Парфянский».

В разгар подготовки к новым военным действиям с Парфирией 8 апреля 217 г. Каракалла был убит Макрином, своим префектом претория (начальником охраны), который захватил императорскую власть и взял в соправители своего сына Диадумена. Хотя Макрин у власти не удержался, но стало ясно, что уже варвар и простой воин может стать императором.

В Риме, по словам все того же Геродиана, «не так всех радовало наследование власти Макрином, как все ликовали и всенародно справляли празднество по поводу избавления от Каракаллы. И каждый, в особенности из тех, кто занимал видное положение или ведал каким-то делом, думал, что он сбросил висевший над его головой меч».

Золотой век Рима миновал, и наступил век железа и ржавчины
(Кассий Дион, римский историк III века)

…То будет повесть бесчеловечных
и кровавых дел, случайных кар,
негаданных убийств, смертей,
в нужде подстроенных лукаво,
коварных козней…
(Шекспир)

Император Септимий Север правил Римом четырнадцать лет, захватив пурпур после жестокой гражданской войны. Дунайские легионы выдвинули его своим ставленником, а чтобы придать своим притязаниям законное обоснование, Септимий Север объявил себя сыном императора Марка Аврелия, воспоминания о котором будили в римлянах лучшие чувства. То были благостные времена, II век, эпоха мира и процветания, время, когда все римское государство наслаждалось спокойствием, а императоры были добры, образованны и справедливы. Марк Аврелий был мудрецом, истинным философом на троне и в глазах всех подданных оставался средоточием всех добродетелей. Неудивительно, что после смуты народ ждал возвращения старых добрых времен. И вот, выразителем этих чаяний вознамерился стать победитель в междоусобице – Септимий Север.
Однако, времена настали совсем другие. Век III совершенно не походил на век II, и ливиец Север, с его лагерными замашками и дурной африканской латынью, не имел никакого сходства с прекраснодушными императорами недавнего прошлого. Отпустить бороду и завить ее на манер Марка Аврелия, а также старательно копировать его хромающую походку, Септимий Север еще мог, но на этом сходство заканчивалось, хотя новый император всегда подчеркивал свое выдуманное родство с великим предшественником. Несмотря на очевидную нелепость этой легенды, римлянам очень скоро пришлось в нее поверить, ибо Север обладал нравом крутым, и никаких возражений не терпел. Заодно он взял себе и имя Пертинакса – одного из своих былых конкурентов, избранного во время смуты на престол римским сенатом, но убитого в борьбе за власть. Очевидно, что таким образом Септимий Север хотел завоевать симпатии сенаторов, но его дикое нутро вылезло наружу, едва он только въехал в Вечный город.
- Вот император, который полностью оправдывает свое имя, - иронично отозвался о новом правителе один из сенатских острословов, - Действительно Пертинакс, действительно Север. (1)
Но император шуток не понимал, и велел казнить насмешника. Та же участь вскоре постигла за разные прегрешения и многих других. Да и не думал старый Север опираться на сенат, который к тому времени стал уже чисто декоративным органом. Военщина – вот была та новая сила, которой предстояло править бал в III столетии. Септимий Север быстро это уяснил. Его ведь и к власти привела армия. Уловив новые политические реалии, хитрый ливиец обеспечил себе долгое царствование. Так прошло четырнадцать лет. Но увы, и императоры смертны.

Часть1. Каракалла.

Провинция Британия, февраль 211г.

Волей судьбы, Септимию Северу выпало окончить свои дни вдалеке от Рима и от родных мест, на далекой окраине империи, в туманной, холодной Британии, на войне. Три года шла эта война на самом краю света, среди болот и вересковых пустошей, в пустынном и диком краю. Пикты, скотты и каледонцы – дикари из земель, лежащих к северу от римского лимеса (2), ворвались в провинцию, преодолев укрепленную границу. Прибытие императора с войском позволило вытеснить варваров в их земли, но август задумал ответный поход, и он вызвал затруднения.

На третий год войны император заболел. Ему было уже шестьдесят пять, а военные заботы и суровый климат подорвали его здоровье. Обострилась подагра, стали отниматься ноги, настолько, что Септимий Север приказывал носить себя на носилках в походах по британским лесам и горам. Наконец, не в силах больше выносить этих тягот, император покинул район боевых действий и переехал вместе со всем двором в Йорк. Однако, болезнь не отступала, и вот, чувствуя приближение конца, Септимий Север послал за своими сыновьями – Каракаллой и Гетой, бывших в то время при действующей армии.

В промозглый февральский день, когда мелкая изморось туманом висела в воздухе, не давая видеть отдаленные предметы, сыновья августа прибыли в Йорк, одновременно, но порознь, каждый со своим эскортом. Император ожидал в центре города, в базилике, где он устроил свой штаб. Вокруг царила мрачная атмосфера ожидания грядущего несчастья. Угрюмые преторианцы, стоявшие на посту, кутаясь в свои красные плащи, молча пропустили царственных братьев внутрь. Ни салютов, ни приветствий, ничего. Большие двустворчатые деревянные двери с массивными бронзовыми петлями. В середине каждой створки - бронзовая волчья голова. В пасти - кольцо, играющее роль дверного молотка. Внутри базилики - темнота и тишина, словно в склепе.
- Жар и ничего не ест со вчерашнего дня, - начал, было, доклад лекарь-сириец, приставленный к императору.
Каракалла жестом оборвал его, и махнул рукой, приказав убираться прочь. Лекарь
исчез. Братья вошли в комнату. С глухим стуком захлопнулась за ними дверь, и все снова стихло, как до их прихода.
Там, наедине со своими отпрысками, Септимий Север огласил свою волю. Наследниками императорской власти становятся оба.
- Дружите между собой, обогащайте воинов, и можете не обращать внимания на всех остальных, - завещал сыновьям старый август.
Огласив это, он покончил со всеми земными делами и просил оставить его одного. На второй день после этого, ранним утром, Септимий Север скончался. Говорили, что он пожелал взглянуть на собственную погребальную урну. Император посмотрел на нее и сказал со вздохом:
- Ты будешь хранить в себе того, кому тесен был весь мир!
Смерть его была мирной, но завещание, данное им сыновьям, было забыто. Братья ненавидели один другого. Эта непонятная вражда тянулась еще с детских времен, потом продолжилась противостоянием в цирке, где Каракалла и Гета болели за разные партии колесниц. Теперь им предстояло совместно править римским государством, переступая через эту вражду. Конечно, об этом не могло быть и речи, ибо каждый мечтал властвовать единолично.
Каракалла, старший из братьев, в детстве был мягким и добросердечным мальчиком, с открытой душой. Рассказывали, что он даже не мог присутствовать в цирке, когда там травили зверей или сражались гладиаторы. Однако, с годами его характер портился, делался все более угрюмым, нелюдимым и высокомерным. Все чаще Каракалла проявлял невыдержанность, грубость и жестокость. Гета был гораздо добрее и терпимее. Высокообразованный, с приятной наружностью, любезный со всеми, он был гораздо милее и народу, и аристократии, чем его полудикий, непредсказуемый брат. С другой стороны, Каракаллу поддерживала армия – солдаты видели в нем человека, близкого себе по духу. Соперничество было неминуемо, и оно не замедлило начаться. Уже в первые дни, сопровождая прах отца из Британии в Рим, братья-императоры ехали отдельно, а, встречаясь, беспрестанно ссорились и ругались между собой.

Рате-Коританорум, провинция Британия, февраль 211г.

Убирайтесь прочь! Здесь занято! – размахивал рукой низкорослый, с выдвинутой вперед челюстью, центурион-преторианец, чрезвычайно похожий на самого Каракаллу, - Ищите себе другой постой!
На шее центуриона, поверх красных гвардейских одежд, болтался голубой платок. За своим начальником угрожающе маячили несколько солдат, с таким же опознавательным знаком. Конные преторианцы с зелеными платками, на которых и была обращена ругань, повернули коней и поскакали прочь. Каракалла со своим эскортом занял Рате-Коританорум (2) час назад, когда низкое зимнее солнце готовилось исчезнуть за горизонтом. Ворвавшись в пределы города чуть не вскачь, преторианцы Каракаллы заняли это место для себя, а припозднившемуся Гете и его свите теперь пришлось искать себе другой ночлег. Для того же, чтобы различать своих от чужих, Каракалла велел своим преторианцам надеть голубые платки, а эскорт брата надел зеленые. Так повелось раньше, что в цирке старший всегда болел за партию «голубых», а младший – за «зеленых».
Местные жители, по большей части, прятались по домам, опасаясь попадаться на глаза. Император и его свита свалились на голову неожиданно, как варварский набег. О крутом нраве Каракаллы все были уже наслышаны, поэтому, больше всего желали, чтобы он как можно скорее проследовал дальше. Но тот решил по-другому.
На следующий день преторианцы поехали по улицам города, вызывая жителей на площадь. Народ счел за благо повиноваться.
На площади, являющейся средоточием местной жизни, близ храма и терм, уже была установлена трибуна. Люди стекались со всех сторон, трибуна стояла к ним лицом, и все могли видеть своего нового императора. Каракалла стоял на возвышении, в дорожном плаще вместо тоги, под которым угадывался панцирь, в вычурном шлеме невиданной формы. Сам император был низкого роста, с кривыми ногами и грубым, отталкивающим лицом. Низкий лоб, маленькие, глубоко посаженные глаза и свирепое выражение лица делали его похожим на какого-то безобразного и дикого зверя.
Преторианцы в три ряда выстроились под трибуной, отгораживая императора от публики. Оружие они держали наготове, а глазами зыркали по толпе, словно стремясь отыскать кого-то, кто бы умышлял против августа дурное. Солдаты местного гарнизона, 1-ая когорта васконов, (3) в количестве пятисот человек, хорошо узнаваемые по розовым туникам и розовому с темно-зеленым рисунком на щитах, стояли на другом конце площади, за спиной зрителей – Каракалла боялся покушений и не хотел близкого соседства незнакомых вооруженных людей. Эти васконы, набранные в отдаленных краях северной Испании, среди сурового и малороманизированного населения, стояли тут гарнизоном недавно, и трудно было предугадать их настроения.
- Жители Рате-Коританорум! – обратился, наконец, к народу Каракалла, - Римские граждане, провинциалы, союзники, а также воины…
Голос у императора был сиплый, словно простуженный. Говоря, Каракалла украдкой
подглядывал в бумажку, думая, что делает это незаметно. Кое-кто в толпе с трудом сдерживал смешок.
- Август Антонин Каракалла (4) оказывает вам честь, сообщая вам первыми о своем решении, которое он намерен осуществить.
Каракалла имел привычку говорить о себе в третьем лице.
- Преодолев раздор и смуту, что, несомненно, будет сделано, встав во главе римского государства…
Городской судья и казначей, два самых образованных человека в Рате-Коританорум, едва ли не единственные здесь природные римляне, не провинциалы, понимающе переглянулись. Стало ясно, куда клонит император, заговоривший о преодолении смуты в будущем времени.
- Намерен явить римскому народу превыскоую милость, - продолжал Каракалла, - Едва только власть августа Антонина распространится на все государство, весь народ будет уравнен в правах.
Многие из слушателей стали озадаченно переглядываться.
- Отныне римское гражданство не станет привилегией. Я намерен сделать гражданами всех. Всех! - Каракалла оглядел собравшихся, желая понять их реакцию, - И всякий свободнорожденный, живущий в нашем государстве, будет гражданином по рождению, способным пользоваться всеми правами без изъятий.
Городской казначей вопросительно скосился на судью. Тот, уловив его взгляд, вполголоса произнес:
- Всеми правами, а также всеми обязанностями, включая почетнейшую из них – по уплате налогов в фиск (5), уважаемый Констант!
Император закончил речь и снова повел взглядом по толпе, ища отклика на свои
слова.
- Да здравствуют императоры августы.., - крикнул кто-то, но не закончил, осекшись, поняв, что прокричал не то, что надо.
- Да здравствует август (6) Антонин Каракалла! – раздалось сзади, из рядов солдат гарнизона, выстроенных позади толпы.
- Да здравствует! – нестройно, один за другим, подхватили остальные солдаты, а вслед за ними и горожане.
Каракалла, на грубом лице которого мелькнула тень довольства, приветственно
махнул рукой слушателям, довольно неуклюже, и сошел с трибуны. Преторианцы, прикрыв со всех сторон, увели его с площади куда-то, так, что и горожане, знавшие в Рате-Коританоруме каждый закоулок, не поняли, куда он исчез. Приветственные крики не смолкали.

Входная дверь неожиданно и резко распахнулась. Два преторианца с обнаженными мечами стремительно вошли внутрь. Каракалла шел следом, за ним – еще двое солдат. Император сбросил с головы накидку, скрывавшую его лицо от посторонних.
- Этот! – выскочивший из-за спины августа Фест, его вольноотпущенник и соглядатай, указал пальцем на одного из сидевших за столом людей.
Тот, на кого указали – человек лет тридцати, в военной одежде местного гарнизона,
но без панциря и оружия, медленно поднялся со скамьи. Каракалла подошел и снизу вверх (император был почти на голову ниже ростом) пристально посмотрел на него.
- Это он первым произнес здравицу в твою честь, повелитель, - угодливо пояснил Фест.
Каракалла презрительно глянул на вольноотпущенника.
- Кто ты? Как твое имя? – спросил он у человека, на которого было указано.
- Я Юлий Ардуэннис из Флавиобриги (7), препозит 1-ой когорты васконов, август, - ответил тот.
- Васкон? Ты и гадать умеешь?
Баски славились во всей империи, как превосходные гадатели, а о подверженности Каракаллы самым нелепым суевериям ходили легенды.
- Я воин, август.
- Воин? Хорошо. Я люблю воинов, - некрасивое лицо Каракаллы на миг осветилось улыбкой, - Ты теперь не препозит, а префект когорты, как там тебя, я не могу выговорить твое имя.
Префект когорты? – удивился баск, - Август благоволит мне?
И на, вот, - император вынул и протянул золотой перстень, знак достоинства всадника, - Носи на левой руке.
Командиру когорты полагалось принадлежать к всадническому сословию.
- У тебя ведь есть сын, васкон? – спросил Каракалла.
Фест из-за спины императора подтверждающе закивал головой. Он уже успел
навести справки и сообщить все господину.
- Флавий, - развел руками Ардуэннис, - Но ему всего год от роду.
- И он будет префектом когорты, и будет служить мне, когда вырастет, - сказал император, - Вот мой подарок для твоего сына.
Каракалла положил на стол перед новоявленным префектом золотой ауреус (8),
блестящий, свежеотчеканенный, с изображением богини Провиденции. Ардуэннис несмело перевернул монету. На другой стороне красовался сам Каракалла, уже с новым титулом «Британский величайший». Один, без брата. Баск молча поклонился.
- Жалую тебя по-императорски, - продолжал Каракалла, - Будешь получать сверх обычного жалования ежемесячно восемь чистых солдатских хлебов, двадцать лагерных солдатских хлебов, двадцать секстариев (9) столового вина, полпоросенка, двух петухов, пятнадцать фунтов свинины, двадцать фунтов говядины, один секстарий масла, секстарий соли. При поездках в пределах провинции будешь получать по золотому ауреусу и по пятьдесят медных денариев. Все будет отпускаться тебе через префекта провинциального казначейства.
- Благодарю моего императора за щедрость!

Каракалла вдруг снова посуровел лицом, угрюмо насупился, затем сделал страже знак на выход и отправился восвояси.

События развивались так, как и следовало ожидать. Прибыв в столицу, и вступив в императорские права, братья продолжили свою вражду. Императорский дворец на Палатинском холме превратился в змеиное жилище, в банку с пауками. Каракалла и Гета разделили дворец на две части, и проживали там по отдельности, изуродовали убранство, забив все проходы досками и прочим подручным материалом. И думали все об одном - каждый стремился избавиться от конкурента. Они шли на самые немыслимые хитрости, пытались подослать наемных убийц, или отравить друг друга, договорившись с поварами или виночерпиями. Римское общество тоже раскололось на сторонников одного и другого соправителя. Гета был более популярен, в то время, как о его брате ходила дурная слава. Рассказывали даже, что Каракалла в Британии дважды пытался устроить покушения на жизнь отца. Старик Север, однако, умер своей смертью. Теперь предстояло устранить Гету.

В конце концов, Каракалле, всего спустя год после похорон отца, удалось осуществить задуманное. Он вызвал брата на нейтральную территорию, якобы для переговоров. Простодушный Гета откликнулся на приглашение. Каракалла же вытащил из-под полы кинжал, и убил его. После чего побежал прочь, громко крича о том, что только что избежал покушения. Своей страже из преторианцев он велел немедленно сопроводить его в преторианский лагерь, крича и причитая, что оставаться во дворце означает для него верную гибель. Оказавшись в лагере, Каракалла бросился на землю и, проливая слезы, стал давать обеты и возносить богам хвалу за свое спасение. Но, когда сбежались воины, чтобы узнать, что произошло, он немедленно пришел в себя и пообещал солдатам увеличить им жалованье в полтора раза, если они окажут ему поддержку. Услышав об этом, солдаты немедленно согласились, признали Гету врагом государства, а Каракаллу - законным и единоличным государем.
Конечно, все догадались о том, что произошло на самом деле. Кто-то из приближенных единоличного теперь императора посоветовал ему, чтобы смягчить недовольство народа, обожествить покойного брата. Тот немедленно согласился.
- Пусть будет божественным, только бы не был живым, - изрек Каракалла.
Но вскоре передумал, забрал свое решение назад, и даже все изображения покойного
брата велел уничтожить, а имя его соскоблить с надписей. За оправданием братоубийства император обратился к видному юристу Папиниану, надеясь найти у того понимание. Но нашел осуждение. Разочаровавшись в Папиниане, Каракалла отдал воинам приказ, и юриста немедленно обезглавили. Труп его тащили по улице, не сообразуясь с правилами приличия.
- Я защищался от него, как от врага, - император придумывал себе оправдание сам, без помощи ученых светил, - Это не только справедливо, но и естественно. Ведь и сам Ромул, основатель этого города, не стерпел от брата всего лишь насмешки. А ведь меня он хотел убить!
Каракалла явился в сенат, чтобы объяснить случившееся с его братом. Объяснял путано, ерзая и волнуясь, и под конец, обвиняя Гету в покушении, кричал хрипло и нечленораздельно. Пуская слезы, он выражал на словах величайшее сожаление о случившемся, говорил, что вынужден был убить брата, спасая свою жизнь.
- Отцы сенаторы! Благодарите же богов за то, что они оставили в живых хотя бы одного императора! Пора прекратить раздор между нами и впредь жить без злобы! - почти кричал Каракалла.
- Глядите, какой прекрасный актер этот лжец, даже слезы на глазах, - вполголоса обращаясь к соседям, заметил сенатор Цилон, бывший префект Рима и двухкратный консул.
Кто-то сзади подозрительно покосился на него. Шпионы и доносчики были в Риме повсюду еще со времен Септимия Севера. Каракалла закончил свою речь, встал с трона и торопливо пошел к двери. Уже ухватившись за ручку, он вдруг обернулся к сенаторам, словно вспомнив что-то важное.
- Ах, чуть не забыл, надо же вам сказать еще об одном, чтобы весь мир радовался. Знайте же, я постановил принять решение, чтобы на родину вернулись все изгнанники, независимо от того, когда и по какой причине они были изгнаны.

Однако, долго лицемерить Каракалла не смог. Вскоре после убийства Геты повсюду прошли массовые казни его сторонников. Все римское государство захлестнула волна невиданного террора. Север, чью жестокость многие ранее порицали, теперь вспоминался как добрый и незлобивый правитель. Свирепости Каракаллы не было предела. Вырезали не только множество знатных и богатых людей. Уничтожили всю прислугу Геты и его ближайших сподвижников, и вообще всех, кто его хоть немного знал, либо развлекал покойного на досуге. Даже поваров, атлетов, спальников и танцовщиц безжалостно перебили. Убивали в основном по ночам, и каждая ночь погружала Рим в страх, ибо подвергнуться страшной участи мог любой, достаточно было лишь малейшего подозрения или чьего-либо доноса. Трупы убитых сваливали на телеги и вывозили за город, где, сложив в кучу, сжигали или вовсе бросали просто так.
Каракалла велел убить и своего двоюродного брата Афра. Тот, от страха перед убийцами, выпрыгнул вниз из окна дома и со сломанной ногой укрылся у своей жены, но был схвачен и убит с насмешками.
Другого дальнего родственника - Цецилия Эмилиана, который был наместником Бетики (10), не спасла и удаленность от Рима. Каракалла отправил письмом приказ убить его начальнику гарнизона в Гадесе (11), что и было исполнено.
На почтенного сенатора Цилона, который язвил над императором во время его речи в сенате, тоже донес кто-то из слышавших его. В его дом ворвались преторианцы, крушили и грабили там все, присваивали самое ценное, а самого хозяина выволокли из ванны и потащили по улицам города на Палатин, чтобы там совершить экзекуцию, всю дорогу издеваясь над старцем и унижая его. Впрочем, тут они перестарались. На улицах было много народа, а старого Цилона знали все. Поднялся страшный крик, люди возмущались, и Каракалла, из боязни вызвать всенародное возмущение, вынужден был остановить своих головорезов. Поскольку возмутительная сцена происходила как раз у Палатинского дворца, Каракалла увидел происходившее и тут же придумал, как поступить. Он широким жестом снял с себя плащ и заботливо закутал в него Цилона. Затем он обрушился на преторианцев, которые якобы самостоятельно позволили себе так обращаться с сенатором. Более того, все эти преторианцы во главе со своим командиром были приговорены к смертной казни; настоящая же их вина была в том, что они не убили Цилона сразу.
В провинции Каракалла отправлял отряды из верных людей, чтобы и там навести порядок, угодный теперешнему единоличному властителю. Был предоставлен полный простор жестокости, и многие люди были осуждены и казнены на основании даже совершенно призрачных подозрений. Осужденные на конфискацию имущества в пользу казны изгонялись из их домов на улицу, и отныне им оставалось лишь просить подаяние. В потоке произвола часто не удосуживались даже найти обвинителей, пусть и подставных, для вида. Император судил сам, не утруждая себя поиском нужного закона, и его приговоры немедленно приводились в исполнение. Наступило золотое время для доносчиков. Никому не известные люди, не вызывавшие ни в ком опасения из-за своего ничтожества, были направлены во все концы империи для собирания слухов. Мимоходом и незаметно они появлялись в кружках людей с положением, проникали в дома богачей в одежде бедных просителей и все, что им удавалось узнать или тайком услышать, доносили в Рим. Проявляя рвение к своему ремеслу, они кое-что присочиняли, преувеличивали в дурную сторону. Случалось иной раз так, что если муж дома говорил что-нибудь на ухо своей жене, причем не было никого из прислуги, то все равно потом об этом узнавал Каракалла, особенно если дело было в Риме или в Италии. Стали бояться даже стен, единственных свидетелей чего-либо тайного.

Укрепившись у власти, Каракалла отдался новой затее. Он принялся вдруг подражать Александру Македонскому, объяснив это тем, что македонский царь де слишком рано ушел из жизни, не успев совершить многое из задуманного, и вот теперь он возродился в Каракалле, дабы продолжить свои великие дела. Казалось, император и сам был готов поверить в это. Понаставил во всех городах статуи, причем были и такие, где одна половина лица была от Александра, а другая от Каракаллы. Этими нелепыми изваяниями он наводнил Рим, поставил их в Капитолии, чтобы все видели его родство с великим македонцем. Смотрелось это весьма комично и нелепо, но смеяться было делом рискованным. Доносчики были повсюду, а шуток в свой адрес государь очень не любил. Процессы «об оскорблении величества» шли постоянно. В ссылку отправлялись даже те, кто мочился поблизости от статуй, а уж за прямые насмешки можно было запросто расстаться с головой. По излишней старательности доносчиков, репрессиям подвергались даже те, кто снимал со статуй императора венки с тем, чтобы возложить новые. Сами же доносчики щедро поощрялись, получая часть имущества репрессированного. Вся оставшаяся часть переходила в казну.
Статуями дело не ограничивалось. Дальше – больше. Каракалла стал носить македонский плащ и широкооплую шляпу ("из грибной породы малый» - шутили исподтишка те, кто был смел), и даже голову старался держать, как Александр Македонский на портретах и в статуях – с наклоном влево. Позже, готовясь к войне с парфянами (12), он, в дополнение к обычным легионам, набрал македонскую фалангу в 16 тысяч человек, с историческим оружием и униформой, а начальникам этих воинов раздал имена диадохов (13) Александра. И даже своего несовершеннолетнего племянника Севера Каракалла волевым решением перекрестил в Александра. Теперь тот звался Александром Севером. Ему было шестнадцать, когда один его дядя убил другого. Вообще, дело с родственными связями в семье августа было темным. Поговаривали, что Каракалла с юношеских лет спал со своими сестрами, и от этих противоестественных связей у него родились два сына. Старшим был Антонин, названный в честь самого Каракаллы и живший в Сирии, в городе Эмесе, (14) где он отправлял жреческие обязанности в храме бога солнца Элагабала. Младшим же был уже упомянутый Александр, живший в Аквитании, (15) одной из галльских провинций. Говорили, что их формальные отцы были на самом деле лишь принуждены объявить себя таковыми, дабы этим прикрыть непотребство будущего императора. Неизвестно, было ли это правдой. Во всяком случае, Каракалла заблаговременно разослал своих племянников жить в провинции подальше от Рима, так как, во-первых, опасался, что Гета будет покушаться на них, а во-вторых, не желая в близкой к трону атмосфере ненароком вырастить из них конкурентов себе.

1. pertinax – лат.«строгий»; severus – лат.«жестокий».
2. Рате-Коританорум - город Лестер (Великобритания).
3. васконы - баски (народ в северной Испании).
4. Каракалла - прозвище, под которым данный император вошел в историю. Официальное имя его - Антонин.
5. фиск - казна.
6. Август - официальный титул римского императора.
7. Флавиобрига - город Бильбао (Испания).
8. Ауреус - золотая монета.
9. Секстарий - чуть больше, чем поллитра.
10. Бетика - римская провинция на юге современной Испании.
11. Гадес - город Кадис (Испания). В римское время - столица провинции Бетика.
12. Парфяне, Парфия - древнее государство на территории современных Ирака и части Ирана. Постоянный противник Рима на Востоке.
13. Диадохи - полководцы Александра Македонского.
14. Эмеса - город Хомс (Сирия).
15. Аквитания - римская провинция на юго-востоке современной Франции.

Иллюстрация: портрет императорской фамилии Северов со сбитым портретом Геты. По приказу Каракаллы, его изображения уничтожались.

В 193 году к власти в Римской империи пришла династия Северов. Её основателем стал Септимий Север. Этот человек родился в Северной Африке, в городе Лептис-Магне (территория современной Ливии). Будучи провинциалом, он говорил по-латыни с африканским акцентом. Но это не помешало ему втереться в доверие к императору Марку Аврелию. Благодаря последнему Септимий сделал блестящую карьеру, а в начале апреля 193 года римские легионы провозгласили его императором.

У Севера было двое сыновей. Первый родился в 188 году в Галлии, в городе Лугдунуме, где будущий император в то время правил провинцией. Назвали первенца Бассианом. Через год родился второй сын по имени Гета. Матерью у детей была Юлия Домна, сирийка по происхождению.

Существует легенда, рассказывающая, что в тот день, когда на свет появился Гета, лугдунумская курица снесла яйцо пурпурного цвета. Малыш Бассиан разбил это яйцо, а Юлия Домна со смехом произнесла: «Ты убил своего брата!» Но возможно эту легенду придумали уже после трагической гибели Гета. Что же касается Бассиана, то со временем он облачился в пурпур и стал императором под именем Марка Аврелия Антонина, а Каракалла – это его прозвище. Произошло оно от галльской туники с капюшоном, которую цезарь любил носить.

Следует заметить, что по утверждению Тертуллиана, Бассиана вскормила своим молоком христианка. Вполне возможно, что такая же христианка через год вскормила и Гета. А старшему брату позднее дали имя Антонин, чтобы тем самым приблизить его к угасшей антониновской династии. Сам Септимий Север утверждал, показывая на свою бороду, похожую на ту, какую носил Марк Аврелий, что он незаконнорожденный сын этого императора.

Каракалла

Когда Бассиан-Антонин вырос, то превратился в чрезвычайно сильного, коротконогого и приземистого юношу. Современники говорили, что причиной его вечного раздражения был невысокий рост. У него были жёсткие курчавые волосы, всегда нахмуренные брови и презрительно оттопыренная нижняя губа.

Когда братья вслед за отцом перебрались в Рим, то стали вести распущенную жизнь золотой молодёжи. Своё время они тратили на подозрительные знакомства в цирке, романы с комедиантками, игры в кости, попойки. Антонин даже приставал с гнусными предложениями к весталкам. А одну весталку по имени Клавдия Лота обвинил в разврате, когда та отказала наглому юнцу в интимной близости. По доносу Антонина эту женщину, согласно древнему обычаю, закопали в землю живьём.

Каракалла и Гета

Надо сказать, что с юных лет сыновья Севера ненавидели друг друга. Антонин терпеть не мог Гета, а тот отвечал такой же взаимностью. Что нравилось одному, то было ненавистно другому. Даже смерть отца 4 февраля 211 года в Британии не сблизила молодых людей. Когда они возвращались обратно в Италию, то в пути ночевали в разных гостиницах, так как не просто опасались, а боялись друг друга.

Отдавая дань уважения Северу, римские легионы провозгласили обоих братьев императорами. Но с учётом взаимной ненависти Антонин Каракалла и Гета решили разделить империю на две части. Первый должен был получить Рим и западные районы, а второй Антиохию и восточную часть империи. Но тут вмешалась мать, Юлия Домна. Она сказала: «Вы можете разделить землю, но как вы поделите свою мать?»

Каждый брат завёл свою стражу, а жили императоры в разных концах дворца. Они почти не общались и ненавидели друг друга. Но такое противостояние не могло продолжаться долго. С учётом того, что Антонин был жестокой и импульсивной личностью, развязка наступила 26 декабря 211 года.

В этот день братья договорились встретиться у матери без охраны и мирно договориться друг с другом. Первым в покои Юлии Домны пришёл Гета. Он сел у ног матери и положил голову ей на колени. Вторым вошёл старший брат. Он подошёл к Гета и зарезал его кинжалом прямо на глазах у Юлии. После этого убийца выбежал к легионерам и крикнул, что милостью богов только что спасся от козней своего младшего брата.

После этого воинам тут же стали раздавать деньги, и те охотно поверили в заявление императора. В принципе, им было всё равно, кто носит пурпур, лишь бы этот человек щедро платил. Но римский сенат не выразил готовность проявить восторг. И тогда Антонин обратился к знаменитому римскому юристу Папиниану, чтобы тот выступил перед сенатом и оправдал братоубийство Каракаллы.

Каракалла убивает родного брата Гета в присутствии матери

Но юрист напрочь отказался, и тогда легионеры убили его. После этого погибли многие люди, которые были дружески настроены к Гета. Среди них оказалась даже дочь Марка Аврелия Луцилла. Говорили, что Юлия Домна, забрызганная кровью сына, заставила себя улыбаться убийце, чтобы сохранить свою жизнь.

Правление Каракаллы (211-217 гг.)

Римский император Каракалла стал единоличным правителем после убийства своего родного брата 26 декабря 211 года. Он правил империей вплоть до 8 апреля 217 года. И всё это время старался всячески расположить к себе легионеров, особенно германского происхождения. Он помнил завет отца, который гласил: «Если за тебя будут солдаты, то на прочих ты можешь наплевать».

Император появлялся перед легионерами в простой одежде, регулярно делал им щедрые денежные подарки, а во время походов вёл себя как обычный воин. Рыл окопы, участвовал в наведении мостов и строительстве укреплений. Ел простую пущу, пользуясь деревянной посудой, а иногда и сам варил нехитрый солдатский ужин. Требовал, чтобы солдаты называли его не цезарем, а товарищем.

Однако хорошо знавшие императора современники утверждали, что он был склонен к притворству и предательству. Впрочем, эти качества цезарь получил от покойного отца. При Антонине всегда находились два полководца: Адвент и Макрин. Первого император почитал, а над вторым откровенно издевался за пристрастие к хорошей еде и нарядным одеждам. Называл его женоподобным трусом и грозил расправиться при случае.

Таким образом, Антонин водил дружбу с солдатами, проводил время в военных походах, а его мать правила империей, окружив себя юристами и философами. В то же время ни для кого не было тайной, что финансы огромной страны находились в ужасном состоянии, так как огромные средства уходили на вознаграждения воинам и на подарки вождям варваров.

Чтобы хоть как-то поправить дела, стали чеканить более лёгкие золотые монеты. Из одного фунта золота делали 50 штук. Стал легче и серебряный динарий. Но вскоре все монеты вообще стали медными, едва покрытые золотом или серебром.

В 212 году Каракалла всем жителям империи дал римское гражданство. Его получили даже варвары, жившие на окраинах страны и не знавшие ни слова по-латински. Таким поступком император постарался расположить к себе все народы, населявшие необъятную державу. В то же время в военных походах императору не везло. А он, заигрывая с жителями провинций, отличался крайней импульсивностью и непредсказуемостью.

Юлия Домна – мать Каракаллы

Сумасбродные черты характера этого правителя ярче всего проявились в Александрии. Этот город считался житницей империи. В него стекались самые разнообразные и дорогие товары. Из Эфиопии – золотой песок, слоновая кость, черепахи. Из Аравии – благоухания и специи. Из Индии купцы привозили пряности, драгоценные камни, виссон. Из Сирии везли шёлк. И всё это затем в 10 раз дороже продавалось в Риме.

Александрия была греко-восточным городом, а жило в нём около миллиона греков, римлян, иудеев, эфиопов, ливийцев, индийцев, бактриан. Двенадцать улиц этого города были направлены в сторону моря. А главную Канопскую улицу украшали сплошные колоннады. В городе покоился прах Александра Великого в стеклянном гробу, наполненном мёдом.

Прибыв в Александрию, римский император Каракалла загорелся идеей создать александрийскую фалангу, подобную македонской. Он приказал создать за городом лагерь и созвать туда как можно больше юношей. Собрались греки, сирийцы, иудеи. Они жили в богатом городе, а поэтому вели себя независимо и уверенно.

Император начал произносить речь, но его слушателями на этот раз оказались не безграмотные легионеры, а образованные молодые люди, понимавшие толк в ораторском искусстве. Выступление Антонина вызвала у них насмешки. Кто-то даже крикнул: «Привет тебе, Гетийский победитель!» Услышав такое, император побледнел, опустил свиток, на котором была написана речь и, едва сдерживая бешенство, сказал префекту: «Это что такое? Выгони бездельников из лагеря. Они забыли, кто перед ними, и где они находятся».

Тут же появились воины и начали бить молодых людей по головам древками копий. Поднялась паника. Люди бросились бежать в город. За ними погналась конница. Вид бегущих возбудил всадников, как собак, преследующих дичь. Началось зверское избиение безоружных. Оно продолжилось уже на городских улицах. Римские легионеры ворвались в город, и стали громить торговые ряды, склады, поджигать дома. Загорелся и александрийский музей, в огне погибло много книг.

Вот такая жизнь была при римском императоре Каракалле. Никто не чувствовал себя в безопасности, а неосторожное слово могло дорого обойтись любому человеку. А лицемеры и подхалимы начали сравнивать цезаря с Александром Великим. Но всё это делалось не просто так. Римские финансовые круги, особенно в Антиохии, были заинтересованы в войне с Парфянским царством.

А суть проблемы заключалась в караванных путях, которые находились под контролем парфянских сатрапов. Последние устанавливали очень высокие пошлины на провоз товаров из Индии. И римско-сирийские торговцы от этого чрезвычайно страдали. Если бы Антонин разгромил парфян, то тогда караванные пути попали бы под контроль римлян, что сулило огромную прибыль. Вот поэтому императора и стали сравнивать с Александром Македонским, настойчиво подталкивая к войне с Парфянским царством.

Но цезарь был стеснён в денежных средствах. К тому же разумная мать отговаривала его от этой войны. И тогда император решил добиться намеченной цели мирным путём и попросил у парфянского царя Артабана руку его дочери. После этого он планировал заключить выгодный для обеих сторон торговый союз. Однако в Ктесифоне решили не связывать судьбу царской дочери с порочным и неуравновешенным человеком. Узнав об отказе, Антонин впал в бешенство и решил начать военную компанию, которую с восторгом восприняли в Антиохии.

Макрин организовал убийство Каракаллы, и через 3 дня после этого был провозглашён римскими легионерами императором

Лучшие римские легионы двинулись в Парфию. Они вышли к правому берегу Тигра и начали грабить и опустошать западные районы страны. Воинские подразделения парфян были разбиты, и Артабан запросил мира. По этому случаю был организован пир, на котором римский император Каракалла встретился с парфянским царём. Но во время пира легионеры напали на варваров и устроили кровавую бойню. Артабан чудом спасся с небольшой группой подданных.

После такого вероломства парфяне собрали мощную армию и двинулись на врага. И тут на историческую арену вышел вечно унижаемый императором военачальник Макрин. Он вступил в сговор с двумя трибунами и подготовил покушение на императора. Исполнителем выбрали Марциаллиса, который являлся одним из личных охранников цезаря. Тот и зарезал Антонина 8 апреля 217 года, когда тот ехал из Эдессы в Карры (северная Месопотамия). Так закончилась жизнь паталогически жестокого и ненавидимого всеми тирана, прозванного Каракаллой.