Славянофилы кратко. Славянофильская критика. Общение между славянофилами и западниками

В середине XIX века в российском обществе сформировалось два направления его реформирования для дальнейшего развития страны. Эти направления имели между собой большие различия. Представители одного из них - славянофилы - выступали за продвижение самобытности России, славянской православной идеи, а западники ориентировались в основном на Запад и предлагали во всем брать пример с него и на его опыте строить новое общество.

Славянофилы и западники - кто они?

Различия во взглядах славянофилов и западников

Значение споров между славянофилами и западниками

Время разрешило все споры. Дорога, выбранная Россией, оказалась предложенной западниками. В стране начала отмирать община, церковь стала независимой от государства, а самодержавие вообще прекратило свое существование.

Главное, что представители обоих направлений искренне считали, что в стране назрела необходимость перемен и перенос их на более позднее время будет не на пользу России. Все понимали, что крепостное право тянет страну назад, а без развитой экономики нет будущего. Заслугой славянофилов было то, что они пробуждали интерес к истории и культуре русского народа. Именно славянофил В. Даль является автором «Толкового словаря живого великорусского языка».

Постепенно начало происходить сближение двух этих направлений, а споры, которые шли между их представителями, способствовали развитию общества и пробуждению интереса к социальным проблемам в среде российской интеллигенции.

Славянофилы, представители одного из направлений русского общества и философской мысли 40-50-х гг. XIX в., выступившие с обоснованием самобытного пути исторического развития России, принципиально отличного от пути западноевропейского. Самобытность России, по мнению славянофилов, - в отсутствии в ее истории классовой борьбы, в русской поземельной общине и артелях, в православии как единственно истинном христианстве.

Те же особенности развития славянофилы усматривали и у зарубежных славян, особенно южных, симпатии к которым были одной из причин названия самого направления (славянофилы, т.е. славянолюбы).

Взгляды славянофилов сложились в идейных спорах, обострившихся после напечатания "Философского письма" Чаадаева. Главную роль в выработке взглядов славянофилов сыграли литераторы, поэты и ученые: А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин.

Видными славянофилами были П. В. Киреевский, А. И. Кошелев, И. С. Аксаков, Д. А. Валуев, Ф. В. Чижов, И. Д. Беляев, А. Ф. Гильфердинг, позднее - В. И. Ламанский, В. А. Черкасский. Близкими к славянофилам по общественно-идейным позициям в 40-50-х гг. были писатели и поэты: В. И. Даль, С. Т. Аксаков, А. Н. Островский, А. А. Григорьев, Ф. И. Тютчев, Н. М. Языков. Большую дань взглядам славянофилов отдали историки и языковеды Ф. И. Буслаев, О. М. Бодянский, В. И. Григорович, М. М. Срезневский, М. А. Максимович.

Средоточием славянофилов в 40-х годах была Москва, литературные салоны А. А. и А. П. Елагиных, Д. Н. и Е. А. Свербеевых, Н. Ф. и К. К. Павловых. Здесь славянофилы общались и вели споры с западниками. Произведения славянофилов подвергались цензурным притеснениям, некоторые из славянофилов состояли под надзором полиции, подвергались арестам. Постоянного печатного органа славянофилы долгое время не имели, главным образом из-за цензурных препон. Печатались преимущественно в журнале "Москвитянин"; издали несколько сборников статей в 40-50-х годах. После некоторого смягчения цензурного гнета славянофилы в конце 50-х годов издавали журнал "Русская беседа", "Сельское благоустройство" и газеты "Молва" и "Парус".

В 40-50-х годах по важнейшему вопросу о пути исторического развития России славянофилы выступали, в противовес западникам, против усвоения Россией форм западноевропейской политической жизни. В то же время они считали необходимым развитие торговли и промышленности, акционерного и банковского дерева, строительства железных дорог и применения машин в сельском хозяйстве. Славянофилы выступали за отмену крепостного права "сверху" с предоставлением крестьянским общинам земельных наделов.

Философские воззрения славянофилов разрабатывались главным образом Хомяковым, И. В. Киреевским, а позже Самариным и представляли собой своеобразное религиозно-философское учение. Генетически философская концепция их восходит к восточной патристике, в то же время тесно связана с западноевропейским иррационализмом и романтизмом первой половины XIX века. Односторонней аналитической рассудочности рационализму, которые, по мнению славянофилов, привели на Западе к утрате человеком душевной целостности, они противопоставляли понятия "волящего разума" и "живознания" (Хомяков): славянофилы утверждали, что полная и высшая истина дается не одной способности логического умозаключения, но уму, чувству и воле вместе, т.е. духу в его живой целостности. Целостный дух, обеспечивающий истинное и полное познание, неотделим от веры, от религии. Истинная вера, пришедшая на Русь из его чистейшего источника - восточной церкви (Хомяков), обуславливает, по мнению славянофилов, особую историческую миссию русского народа. Начало "соборности" (свободной общности), характеризующее жизнь восточной церкви, усматривалось славянофилами в русском обществе. Православие и традиция общинного уклада сформировали глубинные основы русской души.

Историческим воззрениям славянофилов была присуща идеализация старой Руси, которую славянофилы представляли себе гармоничным обществом, лишённым противоречий, являвшим единство народа и царя, "земщины" и "власти". По их мнению, со времен Петра I, произвольно нарушившего органическое развитие России, государство стало над народом, дворянство и интеллигенция, односторонне и внешне усвоив западноевропейскую культуру, оторвались от народной жизни. Идеализируя патриархальность и принципы традиционализма, славянофилы понимали народ в духе консервативного романтизма. В то же время славянофилы призывали интеллигенцию к сближению с народом, к изучению его жизни и быта, культуры и языка.

Эстетические и литературно-критические взгляды славянофилов наиболее полно выражены в статьях Хомякова, К. С. Аксакова, Самарина. Критикуя суждения В. Г. Белинского и "натуральную школу" в русской художественной литературе, славянофилы в то же время выступали против "чистого искусства" и обосновывали необходимость собственного пути развития для русской литературы, искусства и науки. Художественное творчество, по их мнению, должно было отражать определенные стороны действительности - общинность, патриархальную упорядоченность народного быта, "смирение" и религиозность русского человека.

Идеи славянофилов своеобразно преломились в религиозно-философских концепциях конца XIX - начала XX века (В. Соловьев, Бердяев, Булгаков, Карсавин, Флоренский и др.).

Среди славянофилов прежде всего выделились такие мыслители, как А.С. Хомяков, И.В. и П.В Киреевские К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин.

Уже в двадцативосьмилетнем возрасте Киреевский изложил планы по привлечению своих друзей к работе на благо родины на литературном поприще: «Чего мы не сделаем общими силами?.. Мы возвратим права истинной религии, изящное согласим с нравственностью, возбудим любовь к правде, глупый либерализм заменим уважением законов и чистоту жизни возвысим над чистотою слога».

Религия, о которой Киреевский говорил в этот период своей жизни, не являлась православием. Это может подтвердить случай, имевший место семь лет спустя (1834). Женившись на Наталье Петровне Арбеневой, Киреевский не был доволен соблюдением ею церковных обрядов и обычаев. Она же, со своей стороны, по словам Кошелева, была глубоко опечалена отсутствием в нем веры и полным пренебрежением к обычаям православной церкви. Киреевский, уважая религиозные чувства своей жены, обещал при ней не кощунствовать. Несомненно, Киреевский сохранил некоторую религиозность со времени своей юности, однако трудно сказать, насколько он был крепок в благочестии. Кошелев говорил, что в философском обществе, членом которого был Киреевский, немецкая философия «вполне заменяла молодым людям религию»

Однако известно, что даже в этот период свой жизни Киреевский больше времени уделял Евангелию, чем другим книгам. В 1830 г., находясь в Берлине, он просил сестру вписывать в каждое свое письмо какой-нибудь текст из Евангелия. Этим он хотел предоставить ей еще один благоприятный случай для ознакомления с евангелием, а также для того, чтобы ее письма «сколько можно выливались из сердца».

Религия на философской основе, мистицизм сочетались в молодом Киреевском с горячей любовью к России и верой в ее великое назначение. Киреевский говорил, что в современной истории всегда «...одно государство было столицею других, было сердцем, из которого выходит и куда возвращается вся кровь, все жизненные силы просвещенных народов».

Отвращение Киреевского к мелочному рационализму Запада можно видеть из письма, в котором он подвергает критике лекцию Шлейермахера о воскресении Иисуса Христа. Поверхностность лекции Шлейермахера Киреевский объяснял тем, что «сердечные убеждения образовались в нем отдельно от умственных». «Вот отчего он верит сердцем и старается верить умом. Его система похожа на языческий храм, обращенный в христианскую церковь, где все внешнее, каждый камень, каждое украшение напоминает об идолопоклонстве, между тем как внутри раздаются песни Иисусу и Богородице». В этих критических замечаниях мы уже можем видеть основной принцип, лежащий в основе более поздних выводов Киреевского, принцип, в котором (как он впоследствии признал) и состоит главное достоинство русского ума и характера.

Таким принципом является цельность. Человек должен стремиться «...собрать в одну неделимую цельность все свои отдельные силы, которые в обыкновенном положении человека находятся в состоянии разрозненности и противоречия; чтобы он не признавал своей отвлеченной логической способности за единственный орган разумения истины; чтобы голос восторженного чувства, не соглашенный с другими силами духа, он не почитал безошибочным указанием правды; чтобы внушения отдельного эстетического смысла, независимо от других понятий, он не считал верным путеводителем для разумения высшего мироустройства (чтобы даже внутренний приговор совести, более или менее очищенной, он не признавал, помимо согласия других разуметельных сил, за конечный приговор высшей справедливости); даже чтобы господствующую любовь своего сердца, отдельно от других требований духа, он не почитал за непогрешительную руководительницу к постижению высшего блага; но чтобы постоянно искал в глубине души того внутреннего корня разумения, где все отдельные силы сливаются в одно живое и цельное зрение ума»

На высокой стадии нравственного развития разум поднимается до уровня «духовного зрения», без которого невозможно обнять истину божественную. Способ мышления возвышается до «сочувственного согласия с верой». При этом условии вера (и откровение) представляет для разума «...авторитет вместе внешний и внутренний, высшую разумность, живительную для ума» (I, 250). «Вера -- не достоверность к чужому уверению, но действительное событие внутренней жизни, чрез которое человек входит в существенное общение с Божественными вещами (с высшим миром, с небом, с Божеством)». Другими словами, Киреевский верил, что посредством объединения в одно гармоническое целое всех духовных сил (разума, чувства, эстетического смысла, любви, совести и бескорыстного стремления к истине) человек приобретает способность к мистической интуиции и созерцанию, которые делают для него доступной суперрациональную истину о Боге и его отношении к миру. Вера такого человека является не верой во внешний авторитет, в букву написанного откровения, а верой в «живое и цельное зрение ума».

Истоки такой философии Киреевский находит в сочинениях отцов церкви. Завершение развития их учения, «...соответственное современному состоянию науки и сообразное требованиям и вопросам современного разума...», устранило бы, -- говорит Киреевский, -- «...болезненное противоречие между умом и верою, между внутренними убеждениями и внешнею жизнью».

Это знание, которое зиждется на полном единстве всех духовных сил, коренным образом отличается от знания, выработанного абстрактным логическим мышлением, в отрыве от воли. Правда, так как «...человек мыслящий должен провести свои познания сквозь логическое иго, то, по крайней мере, он должен знать, что здесь не верх знания, и есть еще ступень, знание гиперлогическое, где свет не свечка, а жизнь. Здесь воля растет вместе с мыслью». В таком знании мы придем к «невыразимости», к тому, что относится к области «неразгаданного». Здесь Киреевский, очевидно, имел в виду восприятие «металогических» принципов бытия, лежащих глубже, чем качественные и количественные определения.

Друг Киреевского славянофил Кошелев рассказывает. Киреевский женился в 1834 г. На втором году супружества он предложил своей жене прочесть Кузэна. Она прочитала книгу и нашла в ней много достоинств. Однако она сказала, что в сочинениях св. отцов «все это изложено гораздо глубже и удовлетворительнее». Позднее они вместе читали Шеллинга, «и когда великие, светлые мысли их останавливали и Киреевский требовал удивления от жены своей, то она сначала отвечала ему, что эти мысли ей известны из творений Св. отцов». Киреевский тайком брал книги жены и читал их с большим увлечением. К этому времени относится его знакомство с иноком Филаретом. «...в 1842 году кончина старца Филарета окончательно утвердила его на пути благочестия».

Киреевский не рассматривал философию отцов церкви как нечто завершенное, не требующее дальнейшего развития. Грановский приписывает ему слова: «В творениях св. отцов нечего добавлять, там все сказано». Это обычный пример несправедливого отношения к славянофилам. В своей статье о возможности и необходимости новых начал для философии Киреевский писал, что было бы большой ошибкой думать о наличии в сочинениях отцов церкви готовой философии. Наша система философии, говорит он, еще будет создана, и создана не одним человеком.

Способ мышления, найденный Киреевским у отцов восточной церкви («безмятежность внутренней цельности духа»), был воспринят вместе с христианством.

Как известно, культура русского народа находилась на особенно высоком уровне развития в XII и XIII вв. Основные черты древнерусской образованности--цельность и разумность. Западная же образованность построена на принципах рационализма и дуализма. Это различие видно из многочисленных фактов:

• 1) на Западе мы видим богословие, опирающееся на абстрактный рационализм, доказательство истины при помощи логического связывания понятий, а в старой России -- стремление к истине посредством «...стремления к цельности бытия внутреннего и внешнего, общественного и частного, умозрительного и житейского, искусственного и нравственного».
• 2) на Западе государство возникло на базе насилия и завоевания, в старой России оно возникло в результате естественного развития национальной жизни;
• 3) на Западе мы видим разделение на враждебные классы, в старой России- их единодушие;
• 4) на Западе земельная собственность является основой гражданских отношений, в старой России собственность -- случайное выражение личных взаимоотношений;
• 5) на Западе существует формальная логическая законность, а в старой России законность вытекает из самой жизни. Короче говоря, на Западе мы можем наблюдать раздвоение духа, науки, государства, классов, семейных прав и обязанностей, а в России, напротив, «...стремление к цельности бытия внутреннего и внешнего...», «...постоянная память об отношении всего временного к вечному и человеческого к Божественному...». Таковой была жизнь старой России, черты которой сохранились в народе и в настоящее время.

Говоря о «Богословии» епископа Макария, Киреевский отмечает, что введение к этой книге содержит понятия, несовместимые с нашей церковью, например о непогрешимости иерархии, как будто дух святой находится в иерархии отдельно от совокупности всего христианства. Из понимания целостности как свободной общины возникает учение Киреевского о взаимоотношении между церковью и государством.

Хомяков в свою очередь говорил, что «Живая истина» и особенно истина Божия не укладываются в границах логического постижения, которое есть только вид человеческого познавательного процесса. Они являются объектом веры (не в смысле субъективной уверенности, а в смысле непосредственного данного). Вера не противоречит пониманию, несмотря на ее металогический характер.

Конечно, необходимо, чтобы «бесконечное богатство данных, приобретаемых ясновидением веры, анализировалось рассудком».

Только там, где достигнута гармония веры и рассудка, имеется «всецелый разум». Под словом «вера» Хомяков, очевидно, подразумевает интуицию, т. е. способность непосредственного понимания действительной жизненной реальности, вещей в себе.

Человек -- ограниченное существо, наделенное рациональной волей и нравственной свободой. Эта свобода означает свободу выбора между любовью к Богу и себялюбием, другими словами, между праведностью и грехом. Этот выбор определяет окончательное отношение ограниченного разума к его вечной первопричине -- Богу.

Высказываясь о судьбе России, Киреевский писал: «Англия и Германия находятся теперь на вершине Европейского просвещения; ...их внутренняя жизнь уже окончила свое развитие, состарилась и получила ту односторонность зрелости, которая делает их образованность исключительно им одним приличною». Вслед им, полагает Киреевский, наступит черед России, которая овладеет всеми сторонами европейского просвещения и станет духовным вождем Европы.

По возвращении из-за границы Киреевский основал свой журнал «Европеец». Название этого журнала говорит о том, как высоко он оценивал роль России в ассимиляции принципов европейского просвещения.

Культура Запада неприятно поразила Киреевского своей односторонностью и узким рационализмом. Киреевский высоко оценивал немецкую ученость, но в общем Германия произвела на него впечатление страны «глупой», «дубовой», «хотя дубов в Германии, кроме самих немцев, почти нет».

Здесь мы можем обнаружить характерные черты положения о «соборности», об общине, разработанных Хомяковым. Несомненно, идеал общественного порядка Киреевский видел в общине. Он говорит, что «отличительный тип Русского взгляда на всякий порядок...» заключается в «совмещении личной самостоятельности с цельностью общего порядка...». Разум западноевропейца «не вмещает порядка без однообразия».

«Мы исповедуем, - писал Иван Аксаков, - по свободному искреннему убеждению такие начала, которые, по видимому, тождественны с началами, признаваемыми официальною властью, покровительствуемыми государством, защищаемыми всею его тяжеловесною мощью, и потому исповедуемыми целою массою людей лицемерно, из корысти, из лести, из страха. Но, во-первых, признавая эти начала истинными в их отвлеченности, мы отвергаем в большей части случаев всякую солидарность с их проявлением в русской современной действительности, с их русскою практикою; во-вторых, самое наше понимание этих начал и выводы, из них делаемые, нередко совершенно отличны от официального их толкования и от тех выводов, которые извлекают из них официальные ведомства".

Естественно, что славянофилы не могли быть угодными власти. Но, несмотря на все внешние препятствия, славянофильская мысль все же сумела выработать определенную, принципиально цельную идеологию не только в основной для нее области религиозной и философско-исторической, но и в сфере общественной философии.

По вопросам второстепенного значения встречаются подчас и определенные разноречия, тем не менее, в главном, в основном, царит несомненное единство. Самый принцип самодержавия понимается всеми представителями чистого славянофильства одинаково. Тут между ними нет противоречий.

Право, как явление самостоятельное, как самодовлеющий принцип, решительно отвергалось славянофилами. Выражаясь современным научным языком (в терминах „западноевропейской науки"), они не признавали за правом специфического арriori и отстаивали этическое рriori права.

Цель всякого закона, его окончательное стремление -есть обратиться в обычай, перейти в кровь и плоть народа и не нуждаться уже в письменных документах.

Киреевский и Хомяков были сторонниками идеи конкретности и цельности реальности. В двух статьях о Киреевском Хомяков полностью присоединяется к мнению последнего о формальном, сухом и рационалистическом характере европейской культуры и так же, как Киреевский, утверждает, что русская культура была вызвана к жизни идеалами разумности и цельности.

Хомяков придавал величайшее значение русской деревенской общине, миру с его сходками, принимающему единодушное решение, и его традиционной справедливостью в соответствии с обычаем, совестью и внутренней истиной.

В русской промышленности артель соответствует общине. В «Своде Законов» артель определена как компания, основанная на принципе совместных расходов и совместной ответственности производства работ или ведения торговли посредством личного труда ее членов. Последователь Хомякова Самарин полагает, что социальная и общинная жизнь древней Руси представляла собой воплощение принципа соборности.

В противоположность Киреевскому и К. Аксакову, Хомяков бичует пороки русской жизни. В начале Крымской кампании 1854--1855 гг. (против Турции, Франции и Англии) со страстью и вдохновением пророка он осудил порядки современной ему России (перед реформами Александра II) и призвал ее к покаянию.

Хомяков говорит, что аристократический режим воинственных народов чужд славянам, которые составляют земледельческую нацию. «Мы, -говорит он,- всегда останемся демократами, отстаивающими идеалы гуманности.»

Западная Европа оказалась неспособной воплотить христианский идеал цельности жизни, потому что она переоценила логический способ познания и рациональность. Россия же до сих пор не смогла воплотить в жизнь этот идеал по той причине, что полная и всеобъемлющая истина по своей сущности развивается медленно, а также и по той причине, что русский народ уделяет слишком мало внимания разработке логического способа познания, который должен сочетаться со сверхлогическим пониманием реальности. Тем не менее Хомяков верил в великую миссию русского народа. Эта миссия будет осуществлена тогда, когда русский народ полностью проявит все духовные силы и признает принципы, лежащие в основе православия. Россия призвана, по его словам, стать в центре деятельности мировой цивилизации. История дает ей такое право, так как принципы, которыми она руководствуется, характеризуются завершенностью и многосторонностью. Это право дается только тому государству, на граждан которого возлагаются особые обязанности. Россия стремится не к тому, чтобы быть Богатейшей или могущественной страной, а к тому, чтобы стать «самым христианским из всех человеческих обществ».

Хомяков питал искреннюю любовь к другим славянским народам. Он считал, что им присуще стремление к общественной и демократической организации. Хомяков надеялся, что все славяне, освобожденные с помощью России, образуют нерушимый союз.

Что касается Аксакова, то его ненависть к Западной Европе была такой же сильной, как и любовь к России. Киреевский и Хомяков, указывая на пороки западной цивилизации, в то же время признавали ее достоинства. Они любили западную цивилизацию и настаивали на необходимости синтезирования ценных элементов западного и русского духа. К. Аксаков видел только темные стороны западной цивилизации: насилие, враждебность, ошибочную веру (католицизм и протестантизм), склонность к театральным эффектам, «слабость».

В своем критическом очерке, посвященном Аксакову, С. Венгеров писал, что высокие качества, которые Аксаков приписывал русскому народу, могут быть названы «демократическим альтруизмом». Венгеров также писал, что Аксаков был проповедником «мистического демократизма».

К. Аксаков выступал против ограничения самодержавной власти царя, будучи в то же время сторонником духовной свободы индивидуума. Когда в 1855 г. на трон взошел Александр II, Аксаков представил ему через графа Блудова «Записку о внутреннем состоянии России». В «Записке» Аксаков упрекал правительство за подавление нравственной свободы народа и деспотизм, который привел к нравственной деградации нации; он указывал, что крайние меры могут только сделать в народе популярной идею политической свободы и породить стремление к достижению свободы революционным путем. Ради предотвращения подобной опасности Аксаков советует царю даровать свободу мысли и слова, а также возвратить к жизни практику созыва земских соборов.

Здесь мы непосредственно подходим к учению славянофилов о государстве. Н. А. Бердяев утверждает в своей монографии о Хомякове, что „славянофилы были своеобразными анархистами, анархический мотив у них очень силен". И всё-таки нужно оговориться, что этот анархизм был именно своеобразным, сильно отличным от типических его образцов. Анархизм в буквальном, обычном значении этого термина был чужд славянофильской идеологии.

Внушала русскому обществу веру в неподвижные идеалы старины; это была вера чисто консервативная. Первые славянофилы проповедовали свободное развитие идеалов старины; они были патриоты-прогрессисты . Главным средством для достижения цели у «официальной народности» была «опека» над обществом и борьба с протестом, славянофилы же стояли за свободу мысли и слова. Но по существу идеалов обе теории во многих пунктах соприкасались.

Возникновение славянофильства

Славянофильство возникло как результат:

1) романтизма , пробудившего националистические стремления у многих народов Европы,

5) наконец, для патриотических симпатий было основание и в родной литературе: в поэзии Пушкина , Жуковского , позднее Лермонтова , уже сказались национально-патриотические настроения; в их творениях уже определилось искание родной культуры, выяснялись идеалы народа семейные, государственные и религиозные.

Главные представители славянофильства

Школа славянофилов сложилась около второй половины 1830-х годов: братья Киреевские (Иван и Петр), Хомяков , Дм. Валуев, Аксаковы (Константин и Иван), Юрий Самарин – вот самые видные деятели славянофильства, разработавшие это учение в философском, религиозном и политическом отношениях. Сперва они дружили с «западниками », но потом разошлись с ними: философические письма Чаадаева разорвали последние связи.

Взгляды славянофилов – кратко

В поисках самостоятельного типа русской культуры славянофильство приобрело демократический характер, наклонность к идеализации старины и тяготение к панславизму (мечте о соединении всех славян под русской державой). Славянофилы, в некоторых отношениях, близко подходили к либеральной части русского общества (демократизм), но в других – к консервативной (идеализация старины).

Первые славянофилы были люди прекрасно образованные, воодушевленные горячей верой в свое учение, независимые и потому смелые. Они верили в великое будущее России, преклонялись перед «Святой Русью», говорили о том, что Москва – «третий Рим» , что эта новая цивилизация сменит все устаревшие культуры Запада и спасет сам «гниющий Запад». С их точки зрения, Петр I совершил грех, задержав самостоятельное развитие русского народа. Славянофилы изложили теорию о существовании «двух миров»: восточного, греко-славянского – и западного. Они указывали, что западная культура основывается на римской церкви, древнеримской образованности, а её государственная жизнь основана на завоевании. Совсем иной порядок вещей видели они в восточном греко-славянском мире, главным представителем которого является русский народ. Восточное христианство есть православие, отличительная черта которого – неизменное хранение вселенского предания. Православие есть поэтому единственное истинное христианство. Наша образованность византийского происхождения; если она уступала западной во внешнем развитии разума, то превышала ее глубоким чувством живой христианской истины. В государственном устройстве видна такая же разница: начало русского государства отличается от начала западных государств тем, что у нас не было завоевания, а было добровольное призвание правителей. Этот основной факт отражается и на всем дальнейшем развитии общественных отношений: у нас не было насилия, соединенного с завоеванием, а потому не было феодализма в европейском его виде , не было той внутренней борьбы, которая постоянно делила западное общество; не было сословий. Земля не была личной собственностью феодальной аристократии, но принадлежала общине. Этой «общиной » славянофилы особенно гордились. Они говорили, что Запад только в самое последнее время дошел до идеи создать «общину» (сенсимонизм), институт которой уже веками существует в русской деревне.

Таким образом, до Петра Великого, по мнению славянофилов, развитие у нас шло естественно. Религиозное сознание было основной нравственной силой и руководством в жизни; народный быт отличался единством понятия и единством нравов. Государство было обширной общиной; власть принадлежала царю, представлявшему общую волю; тесная связь членов этой великой общины выражалась земскими соборами , всенародным представительством, сменившим древние веча . С такой либеральной идеализацией старины (вече, соборы) связывалось самое восторженное преклонение перед простым русским народом-«богоносцем»; в его жизни славянофилы видели воплощение всех христианских добродетелей (любовь к ближним, смирение, отсутствие эгоизма, благочестие, идеальные семейные отношения). Поэтому лозунгом славянофильства сделалась видоизменённая формула официальной идеологии эпохи Николая I: самодержавие (ограниченное у славянофилов земскими соборами ), православие (с духовными собраниями и полномочиями прихода ) и народность (с общиной, соборами и свободой развития ). Стоя на такой точке зрения, славянофилы часто являлись строгими критиками русской современности, и потому если не все, то многие из них, должны быть отнесены к оппозиционным деятелям тогдашнего времени.

Прежде чем стать учением, славянофильство было эмоциональной позицией. Славянофильство в узком смысле было создано Хомяковым и Киреевскими в тридцатые годы, но славянофильские чувства в русских умах существовали задолго до того. Я уже говорил о наивном национализме адмирала Шишкова. С. Т. Аксаков был живой связью между этими старыми формами и развитым вероучением тридцатых и сороковых годов. Оно включало элементы либерализма и анархизма и, пожалуй, лучше всего определить его как консервативный анархизм.

Первенство морального и религиозного закона, дедовских традиций, преобладание стихийного чувства правды и справедливости над писаными законами и установлениями государства, цельного нерефлектирующего духа над низшим логическим и аналитическим разумом были главными догматами славянофилов. Все это они находили в Древней Руси и в православной церкви, но не в Западной Европе и не в церкви Римской, где с незапамятных времен логический разум и формальный закон торжествовали над цельностью духа. Они считали Россию ковчегом спасения человечества не потому, что это была Россия, а потому, что она получила и сохранила чистую традицию православного христианства, а также потому, что в своей ранней истории она выработала более высокие и более христианские общественные основы, чем Запад. Петр Великий насильно оторвал Россию от ее настоящих традиций и привнес гибельное влияние Запада. Петербургская монархия, в сущности, не национальна. Она отреклась от национальных идеалов и пошла на выучку к безбожному западному абсолютизму. Она поработила и унизила Церковь, которая лишь в глубине сердца своего сохранила истинный свет, а снаружи стала европеизированной и обмирщенной.

Крупнейшим из славянофилов был Алексей Степанович Хомяков (1804-1860). Окончив (в восемнадцать лет) Московский университет, он стал конногвардейцем и принял участие в Турецкой войне 1828-1829 гг. В дальнейшем жизнь шла у него без особых событий. Он женился на сестре поэта Языкова, которая вызывала всеобщее восхищение своей высокой нравственностью, и был (как почти все славянофилы) счастлив в семейной жизни. Он присматривал за своими именьями, писал трактаты и спорил с западниками в московских салонах. Это был человек очень разносторонний, очень широко образованный, который все, что делал, – делал хорошо. Он управлял своими имениями так же успешно, как и вел идеологические споры. Несмотря на отрицательное отношение к формальному логическому западному разуму, он был величайшим диалектиком своего поколения и очень серьезным оппонентом в спорах. В историю литературы Хомяков вошел как поэт, философ истории и богослов.

Стихи он начал писать в двадцатые годы. Ранние стихи его обладают холодным блеском и изобилуют вычурными образами. Впоследствии он отбросил эту манеру и сделал стихи способом выражения своих политических и религиозных взглядов. Он не большой поэт, но в том, что скорее является поэтическим красноречием, чем поэзией, у него в России мало соперников. Его религиозные стихи, в особенности изумительный Труженик (1858), лучшее (возможно, за исключением некоторых стихотворений Федора Глинки) из всего, что написано на русском языке, по глубокой искренности чувства (не мистического) и благородной простоте выражения. Политические его стихи написаны на славянофильские темы. Лучшие из них, однако, внушены негодованием на Россию, которая недостойна своей великой исторической и религиозной миссии. Стихи, написанные во время Крымской войны, занимают особенно высокое место в антологии русской политической поэзии.

Главным произведением Хомякова должен был стать трактат о философии истории. Он остался незаконченным. Это наименее долговечный из его трудов. Исполненный широкой, но дилетантской эрудиции, он представляет собой немногим более чем любопытный памятник конструктивного воображения.

Как теолог Хомяков гораздо значительнее. Его учение изложено в ряде работ, главные из которых – статья об идее Церкви и переписка с английским священником Вильямом Пальмером. Главной идеей Хомякова была идея свободы, естественной, ненасильственной любви человека к Богу и естественного приятия Божеского закона не как закона, а как свободы. В теории Хомяков был противником как католичества, так и протестантизма, но католичество он критиковал значительно чаще. Как и все славянофилы, он резко предпочитал протестантские нации Европы католическим. Особенно ему нравились Англия и англиканская церковь. Но Англия, которая ему нравилась, была традиционной Англией тори, а не прогрессивной Англией вигов. В ней, в консервативной Англии, в ее пренебрежении писаными законами, в ее верности обычаям и негласной договоренности он узнавал свой идеал консервативного анархизма.

Теология Хомякова не встретила поддержки у официальной Церкви и до 1879 г. его богословские труды даже не разрешалось публиковать. Но вся православная мысль с того времени пошла за ним, и сегодня он фактически (хоть и не официально) почитается доктором богословия.

Как прозаик Хомяков замечателен ясностью, богатством и прекрасной свободой своего языка, свободного от галлицизмов карамзинско-пушкинской школы, как и от неряшества и вульгарности более поздних журналистов XIX века. Место Хомякова в нехудожественной прозе примерно такое же, как место Аксакова в прозе художественной.

К Хомякову примыкают два замечательнейших старых славянофила – братья Киреевские, Иван (1806-1856) и Петр (1808-1856). Их мать, во втором браке Елагина, была хозяйкой одного из самых знаменитых салонов Москвы. Оба брата отличались высокой культурой и высокой нравственностью. Петр, пожалуй, не относится к истории литературы, ибо немногие его статьи не имели особого значения. Но он был, можно сказать, хранителем священного огня славянофильской религии. Его культ России и русского народа был исключительной, фанатической, всепоглощающей страстью, не оставляющей места для других чувств. Немалую часть своей жизни он провел в скитаниях по России, собирая народные песни. Он собрал таким образом обширную коллекцию, которая осталась в значительной мере неопубликованной.

Иван был более литератором, чем Петр, но его литературная карьера была искалечена и разрушена. Критические статьи, опубликованные им в конце двадцатых годов, выдвинули его в число лучших критиков в России. В 1832 г. он затеял большой литературный журнал Европеец, который почти сразу же был запрещен. После этого Иван Киреевский много лет ничего не писал. Частично под влиянием своего брата Петра и Хомякова он из шеллингианца стал славянофилом и православным церковником. В 1845 г. он стал было редактором погодинского Москвитянина, но не поладил с Погодиным и ушел оттуда в том же году. В 1852 г. он снова опубликовал статью в чисто славянофильском сборнике, из-за которой сборник был немедленно запрещен.

Киреевский был замечательным мастером стиля, который в отличие от хомяковского близок к стилю Карамзина и Пушкина. Он был первым русским мыслителем-мирянином, который восстановил давно утраченную связь с глубочайшими и самыми живыми мистическими течениями в православной Церкви, и в этом смысле он вместе с Хомяковым является первоисточником всей современной православной культуры.

(No Ratings Yet)

Славянофильство и русская литература

Другие сочинения по теме:

1. В каждой из европейских стран, и до 1945 года были видные писатели-демократы, духовно близкие русской литературе, испытавшие ее влияние. После...
2. Когда в 1899-1903 годах сочинения Чехова в десяти томах вышли двумя изданиями, читатели узнавали себя в его героях. Очень многих...

Вопрос о прошлом, настоящем и будущем России, о путях ее развития и ее роли во всемирной истории разделил интеллигенцию на славянофилов и западников.

Ведущие идеологи и публицисты славянофильства 1840-х годов - критик и публицист И. В. Киреевский, его брат, поэт и публицист П. В. Киреевский, поэт и философ А. С. Хомяков, общественный деятель Ю. Ф. Самарин, братья К. С. и И. С. Аксаковы, дети признанного писателя Сергея Аксакова, также известные литераторы.

Русское западничество той поры представляли выдающийся критик В. Г. Белинский, писатель, революционный подвижник А. И. Герцен, его друг и соратник Н. П. Огарев, общественный деятель, профессор Московского университета Т. Н. Грановский, очеркист и критик В. П. Боткин, П. В. Анненков, ставший первым биографом Пушкина, писатель и журналист И. И. Панаев.

И славянофилы, и западники были подлинными радетелями Отечества, их объединяла неудовлетворенность положением дел в России, жажда национального самосознания. И те и другие находились в оппозиции к царской бюрократии (но не к самому самодержавию, здесь позиции каждого из участников движений были различными). И те и другие говорили о необходимости отмены крепостного права, о гражданских правах и свободах. Наконец, и те и другие подвергались цензурным и полицейским преследованиям.

Мечтая о благоденствии Отечества, его великой исторической судьбе, славянофилы и западники по-разному оценивали период Московской Руси и реформы Петра I, буржуазный экономический порядок Европы и патриархальные устои России. И конечно, в поле обсуждаемых проблем был вопрос о назначении искусства, о художественности и народности литературы. А. И. Герцен образно характеризовал связь обеих ветвей передовой мысли: «И мы, как Янус 1 или двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно».

Собрания кружков Герцена и Белинского, литературные салоны и гостиные частных домов, редакции журналов («Москвитянин», «Русская беседа», с одной стороны, и «Отечественные записки», «Современник» - с другой) - вот где разворачивалась живая полемика идейных и литературных противников.

Начало славянофильскому направлению положила в 1839 году статья А. Хомякова «О старом и новом». Здесь нашла выражение общая точка зрения участников движения: в традициях православия и народной нравственности, которая свободна от «барыша», «рассчитанного своекорыстия», - начало «истинного просвещения». Истоки русского характера, «инстинкты русской души» следует искать, считали славянофилы, в обрядах, преданиях, народных обычаях и верованиях. «Преемство жизни» есть необходимейшая основа для ее самосохранения, писал К. Аксаков. Конечно, славянофилы видели в «святой старине» и мрачные стороны. Но все же они идеализировали вековые устои монархии, русский общинный строй, проповедовали не индивидуальные формы жизни, а христианские коллективные, вплоть до «самоотречения». Соборность - так со времен первых славянофилов определяется особое качество русского, славянского братства, православного единения разных слоев общества на основе самозабвенного служения «миру», «общине», «роду». Именно в ней искали славянофилы спасение от участи Европы, которая, пойдя по пути буржуазной цивилизации, породила «обезвоживание» человека, торжество скептицизма, эгоистической свободы, переходящей в насилие. Этим во многом объясняется их резкая неприязнь русской революционной демократии, радикальной журналистики, которая ориентировалась на Запад.

В искусстве и литературе славянофилы ценили то, что самобытно, в чем «творит» духовная сила народа. Для Хомякова это были иконы и церковная музыка, для К. Аксакова и Ю. Самарина - творчество А. К. Толстого, В. И. Даля и, конечно, Н. В. Гоголя. Любопытно, что в его «Мертвых душах» К. Аксаков видел гомеровскую эпичность - целостность, «сильное», «вечное», «положительное» начало, связанное с христианским идеалом.

Поиск «внутреннего источника отечественного просвещения» одухотворял славянофилов на собственные творческие разыскания: они писали стихотворения и прозу, К. Аксаков был автором экспериментальной российской грамматики, П. Киреевский издал собранные им фольклорные тексты.

Представители западничества считали, что достичь процветания Россия может лишь путем сближения с Европой; в бурном росте промышленности, в утверждении гражданских прав личности, в идеалах равенства и братства, в развитии науки - одним словом, в буржуазном прогрессе видели они залог величия России. Отсюда поклонение Петру I как великому реформатору, европеизировавшему страну, тогда как славянофилы не принимали ни деспотизма Петра, ни западного конституционного устройства общества.

Огромное значение для западников имела проблема свободы личности, проблема ответственного выбора веры или неверия. Показательна в этом смысле судьба писателя и мыслителя А. И. Герцена. Находившийся за границей с конца 1840-х годов, он видел безысходность политической борьбы в России и, не желая «в колодках» служить Отечеству, принял горькое и исключительно мужественное по тем временам решение: не возвращаться на родину. Победить гражданскую робость ему помогло твердое убеждение: «в себе самом... уважать свою свободу и чтить ее не меньше, как в ближнем, как в целом народе, ибо только на свободе лица может вырасти действительная воля народа».

Религиозность, монархизм, раболепие в представлении Герцена были тягчайшими оковами человечества. Потрясенный судьбой декабристов, он вместе с товарищем, будущим поэтом

Н. Огаревым, дал в юности на Воробьевых горах клятву «отомстить за казненных». И в России, и в Европе А. И. Герцен пережил немало душевных кризисов и поистине драматических событий. Были долгие годы ссылки и полицейского надзора, эмиграция (в России он был объявлен вне закона), трагическое восприятие расстрелов революционеров в Париже 1848 года. Была гибель в кораблекрушении сына и матери, смерть еще двух детей и жены... Но наперекор всему он не потерял способности «идти своей дорогой». В Лондоне Герцен и Огарев основали Вольную русскую типографию. Могучий голос «Колокола» - газеты, выходившей уже в 1850-1860-е годы, будоражил и просвещал далеких соотечественников. Герцен умер в 1870 году за границей, вернувшись на родину вольным словом.

Эпоха 1840-х годов объемно представлена Герценом в книге воспоминаний «Былое и думы» и воплощена в образах знаменитых и малоизвестных современников. Очерки общественных событий, страстные публицистические страницы сочетаются с глубоко личными, исповедальными мотивами. Книга по праву считается вершиной творчества Герцена. «Былое и думы» превратились за 15 лет работы в документально-художественную хронику. Они стали «отражением истории в человеке, случайно попавшемся на ее дороге». По мнению Герцена, человек, личность на исторических путях несет ответственность за себя, а значит, и за саму историю. Поэтому оценки русских людей, типов времени под пером Герцена-реалиста резки, порой пристрастны, но достоверны и в целом дышат подлинностью.

«Все это написано слезами, кровью: это - горит и жжет»,- писал по поводу одной из глав воспоминаний И. С. Тургенев. В «Былом и думах» аналитический метод гармонично сочетается с высоким эмоциональным пафосом, это дает основание назвать творчество Герцена поэзией мысли.

Одна из глав книги посвящена славянофилам, по мнению Герцена, заблуждающимся, но все же противостоящим казеннобюрократической России. Герцен дает выразительные характеристики некоторых деятелей движения: страдающего от пустоты и скуки Хомякова, мистика Ивана Киреевского, слепо фанатичного Петра Киреевского, человека чистейшей души Константина Аксакова... Уважение, сочувственный тон по отношению к уже умершим «славянам» сочетаются с критикой их общественных взглядов, взглядов реакционных, с точки зрения Герцена.

В главе «Наши» описываются московские встречи членов герценовского кружка начала 1840-х годов, застольные беседы близких по духу, но таких разных людей, как Кетчер - «вечный студент», похожий на героев Шиллера, И. П. Галахов - типичнейший запоздалый романтик, «лишний человек», Евг. Корш - скептик, человек язвительного и острого ума, М. С. Щепкин - талантливейший русский актер. Прекрасной личности Т. Н. Грановского, чьи знаменитые публичные лекции 1843-1844 годов потрясли образованную Москву и стали символом прогрессивного образа мыслей, посвящена глава «На могиле друга». Герцен люоит Грановского, любуется им, его кротостью, ясностью, душевным изяществом.

Там же, в «Былом и думах» (25-я глава), Герцен тепло вспоминает о старшем своем единомышленнике, «западнике» В. Г. Белинском, рисуя следующими словами облик великого критика и мыслителя: «...В этом застенчивом человеке, в этом хилом теле мощная, гладиаторская натура, да, это был сильный боец!»

1 Янус - в мифологии: двуликое божество; изображался человеком с двумя лицами, смотрящими в противоположные стороны; двуликий Янус - в переносном смысле - лицемер.