Второе соборное послание святого апостола петра. Второе соборное послание святого апостола петра Проповедь и послание

Итак, освободитесь от всякой злобы, лжи, лицемерия, зависти и клеветы. Как новорожденные младенцы, стремитесь к чистому, духовному молоку, чтобы, питаясь им, вырасти в вашем спасении, раз вы вкусили, что Господь благ.

Живой храм

Когда вы приходите к Нему, к живому камню, отверженному людьми, но драгоценному, избранному Богом, то пусть из вас самих, как из живых камней, строится духовный дом, чтобы вам быть святым священством и приносить через Иисуса Христа духовные жертвы, приятные Богу.

Ведь в Писании говорится:

«Вот, Я кладу на Сионе

избранный и драгоценный краеугольный Камень.

Верующий в Него

никогда не будет постыжен».

Итак, для вас, верующих, Этот Камень ценен. Но для тех, кто не верит, Он есть

«Камень, Который строители отвергли,

но Который стал краеугольным»

«Камень, о Который споткнутся,

и Скала, из-за Которой они упадут».

Они спотыкаются потому, что не послушны слову. Так для них и было определено.

А вы – род избранный, царственное священство, святой народ, люди, принадлежащие Богу, призванные возвещать о Его великих делах. Он призвал вас из тьмы в Свой чудесный свет. Вы, которые раньше не были народом, теперь стали народом Божьим; раньше не знавшие милости, теперь же помилованные.

Возлюбленные, я умоляю вас как пришельцев и странников, держаться подальше от ваших низменных желаний, которые воюют против вашей души. Живите достойно среди язычников, чтобы те, кто клевещет на вас, называя вас злодеями, увидели бы ваши добрые дела и прославили Бога в День посещения.

Послушание правителям и власти

Ради Господа подчиняйтесь всякой власти, установленной людьми, будь то императору как высшей власти, или наместникам, назначенным им, чтобы наказывать делающих зло и поощрять делающих добро. Бог хочет, чтобы, делая добро, вы прекратили невежественные разговоры глупых людей.

Хоть вы и свободные люди, смотрите, чтобы ваша свобода не стала прикрытием зла, ведь вы – слуги Божьи. Оказывайте всем уважение, любите братство, бойтесь Бога и почитайте императора.

Рабы, подчиняйтесь со всяким уважением своим хозяевам, и причем не только тем, кто добр и снисходителен, но и тем, кто жесток. Это достойно хвалы, если кто-то по совести ради Бога переносит скорби, несправедливо страдая. Ведь если вы терпите, когда вас бьют за проступки, то в чем ваша заслуга? Но если вы страдаете за добро и терпеливо это переносите – вы заслужили одобрение Бога. К этому вы были призваны, потому что и Христос пострадал за вас, оставив вам пример, чтобы вы следовали по Его стопам!

«Он не совершил греха,

и в устах Его не было никакой лжи».

Когда Его оскорбляли, Он не отвечал оскорблениями; страдая, Он не угрожал, но доверял Себя Тому, Кто судит справедливо. Он Сам в Своем теле вознес наши грехи на дерево, чтобы мы умерли для греха и жили для праведности. Его ранами вы были исцелены. Ведь вы, как овцы, сбились с пути, но сейчас вы вернулись к вашему Пастырю, Хранителю душ ваших.

2:3: См. Пс. 33:9.

2:6: См. Ис. 28:16.

2:7: См. Пс. 117:22.

2:8: См. Ис. 8:14.

2:9: См. Исх. 19:5-6; Втор. 7:6; 10:15; Ис. 61:6.

2:10: См. Ос. 1:9; 2:23.

2:11: См. Быт. 23:4; 1 Пар. 29:15; Пс. 38:13; Эф. 2:19; Евр. 11:13.

2:22: См. Ис. 53:9.

2:24: Висящий на дереве являл собой знак того, что он проклят Богом (см. Втор. 21:22-23). Иисус взял на Себя наши грехи, будучи распятым на деревянном кресте, был проклят за нас и освободил нас от тяжести Закона и его наказания. (См. Гал. 3:13).

2:24-25: См. Ис. 53:4-6, 12.

Наставления о духовном возрастании христиан (1–3). О духовном устроении христианского общества вообще (4–10). О добродетельной жизни (11–12). О покорности властям (13–17). О повиновении слуг господам (18–20).

1Пет.2:1. Итак, отложив всякую злобу и всякое коварство, и лицемерие, и зависть, и всякое злословие,

1Пет.2:2. как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение;

1Пет.2:3. ибо вы вкусили, что благ Господь.

Возрожденные должны отложить всякую злобу (ст. 1. см. Иак 1:21; Еф 4:22; Кол 3:8). Посему Апостол в ст. 1 «немногими словами обнимает все множество и разнообразие зла» (блаж. Феофил.) – всех страстей и пороков, которые решительно несовместимы с чистым христианским братолюбием (1Пет.1:22). А затем Апостол внушает христианам (ст. 2) – со всею силою возлюбить истинно питательное слово Божие, как духовное молоко, и при этом указывает на их внутренний опыт: «Понеже вкусите», т. е. через упражнение в священных заповедях евангельских вы осязательно узнали, сколь благо это учение. А средство в деле знания сильнее всякого слова, как и испытываемое на деле приятнее всякого слова. Итак, опытно познав на себе благость Господа, и сами показывайте доброту и милость друг другу» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:4. Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному,

1Пет.2:5. и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом.

Переходя от наставлений отдельным христианам к речи о совершенствовании христианского общества в целом, Апостол представляет христианское общество под образом строящегося здания, дома. И здесь мысль Апостола, естественно первее всего останавливается на краеугольном камне здания христианского общества, или Церкви – Христе Спасителе, Камне Живом (ср. Ин 6:51). Еще св. проповедники Ветхого Завета – св. пророк Исаия (Ис 28:16) и св. псалмопевец (Пс 117:22) предвозвестили всемирное событие – положение Иеговою краеугольного камня на Сионе, верующий в который не постыдится, но неверующие строители отвергнут Его. Это пророчество толкуют о Христе Сам Спаситель (Мф 21:42), Апостол Петр в речи пред Синедрионом (Деян 4:11) и Ап. Павел (Рим 9:33). Ложному суждению неверующих людей об этом камне, отвергших Его, противостоит единственно-истинное суждение Божие о нем, как камне избранном и драгоценном (ст. 5). На этом камне все христиане должны созидаться в духовный дом или храм, в котором они образуют «святое священство», ίεράτευμα άγιov.

Подобно тому как в Ветхом Завете Левиино священство нарочито было избрано Богом для предстояния Богу и принесения Ему жертв за себя и народ (Лев.16, 1; Чис 9:13; Иез 40:46), хотя вместе с тем и весь народ, и отдельные его члены должны были впоследствии составить духовное священство и царство (Исх 19:5–6), так еще в большей степени – в Новом Завете существует священство для совершения таинств, учения и управления в Церкви; но рядом с ним, не упраздняя его, существует всесвященство, духовное священство всех христиан, обязанных приносить Богу духовные жертвы – молитвы и хвалы Богу, самоотвержение, дела любви и милости и другие христианские подвиги (Рим 12:1; Евр 13:15–16; 1 Ин 3:16; Флп 4:18). Апостол как бы так увещает христиан: «Теснее дружитесь между собою через единение любви, и сочленяйтесь в полноту духовного дома, нимало не заботясь о презрении со стороны людей, потому что ими отвержен и краеугольный камень – Христос. Достигнув единомыслия между собою, и устроивши из себя духовный дом, и приобретши святое священство, приносите жертвы духовные» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:6. Ибо сказано в Писании: вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится.

1Пет.2:7. Итак Он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою угла, камень претыкания и камень соблазна,

1Пет.2:8. о который они претыкаются, не покоряясь слову, на что они и оставлены.

Мысль и наставление христианам о духовном устроении Апостол Петр подтверждает теперь, приводя (не буквально) самые ветхозаветные цитаты: Ис 28:16, 8:14; Пс 117:22–23. Здесь «Христос назван краеугольным камнем потому, что Он обе стены, составляющие духовный дом, т. е. язычников и иудеев, соединяет своими объятиями и связывает в одно согласие, уничтожая бесполезные жертвы одних и применяя в благочестие бесовское суеверие других» (блаж. Феофил.). В 8 ст. Апостол в духе приведенных ветхозаветных речений говорит о судьбе не верующих слову Божию. «На что они и оставлены: сим не то говорится, будто они определены на то от Бога. Ибо от того, Кто желает, чтобы спаслись все люди (1 Тим 2:4), никак не может быть причины погибели. Но как они сами из себя устроили сосуды гнева, присовокупив к сему еще непокорность, то какое положение сами себе приготовили, в том и оставлены. Ибо, если человек, как существо разумное, сотворен свободным, и свободу принуждать нельзя, то несправедливо было бы обвинять того, кто отдает человеку ту именно часть, какую он сам приготовил себе своими делами» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:9. Но вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет;

1Пет.2:10. некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда непомилованные, а ныне помилованы.

В противоположность печальной участи неверующих и отверженных, Апостол светлыми и сильными чертами рисует высокое призвание и назначение людей верующих, для которых Христос есть истинно краеугольный и драгоценный камень. Черты эти заимствованы Апостолом из Ветхого Завета, частью из закона Моисеева, Исх 19:5–6; Втор 7:6, частью из пророков Ос 1:6, 8, 2:23–24, употребляя о христианах выражения: «род избранный», «царственное священство» (ср. Откр 1:6, 5:10), «народ святой», «люди, взятые в удел» – все эти почетные наименования ветхозаветного Израиля имеют высший смысл в приложении к христианам, искупленным кровью Сына Божия. Так возвеличенные и облагодатствованные, христиане имеют высокое предназначение и цель жизни – возвещать совершенства Призвавшего – Бога. «Этому научает Сам Господь, когда говорит: «так пусть светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф 5:16). Ибо создание Божие – все, а удел Божий – одни только те, которое удостоились этого за свою добродетель» (блаж. Феофил.). Противоположность прежнего и нового состояния призванных в ст. 10 обозначена изречением пророка Осии (приводимым не буквально): вы – «некогда не народ, а ныне народ Божий, некогда непомилованные, а ныне помилованы» (Ос 2:23), «чтобы речь эта не показалась тяжелою, он укоризненные слова приводит из пророка Осии» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:11. Возлюбленные! прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих на душу,

1Пет.2:12. и провождать добродетельную жизнь между язычниками, дабы они за то, за что злословят вас, как злодеев, увидя добрые дела ваши, прославили Бога в день посещения.

«У учителей вера есть обычай к догматическому учению присовокуплять уроки нравственности. Так поступает теперь и блаженный Апостол Петр» (блаж. Феофил.). Ряд нравственных наставлений, показывающих, как христиане могут в своей жизни по началам христианским возвещать совершенства Божии (ст. 9), начинается общим правилом – удаляться от плотских похотей и проводить добродетельную жизнь, чем христиане лучше всего могли бы смягчить враждебное к себе отношение язычников, бывших склонными к перетолкованию и осуждению и учения, и жизни христиан. «Когда они (язычники) исследуют жизнь нашу и находят, что их понятие о нас противоречит действительности, то сами исправляются в постыдных делах своих и таким образом прославляют Бога» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:13. Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти,

1Пет.2:14. правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро,

1Пет.2:15. ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей, -

После общего наставления о добродетели Апостол теперь дает более частные наставления о том, как христианам относиться к некоторым общественным учреждениям, где именно христиане могли показать свои добрые дела пред язычниками. Апостол делает это, вероятно, как с целью опровергнуть злословия и клевету на христиан со стороны язычников (ст. 12, 15), так и для предупреждения самих христиан своею свободою (ст. 16). Апостол внушает христианам быть покорными «всякому человечу созданию», κτίσει, т. е. порядку или установлению общественной жизни. «Человеческим созданием называет начальников, поставленных царями, и даже самих царей, поскольку и они избираются или поставляются людьми… Итак, говорит, будьте покорны мирским начальникам, но будьте покорны для Господа, как Господь заповедал. Что же Господь заповедал: »Отдавайте Кесарево Кесарю, а Божие Богу« (Мф XXIÏ21). Посему, если они приказывают что-либо противное установлению Божию, им не должно повиноваться. Так заповедовал Христос; тоже заповедывает теперь и ученик Его. Это для того, чтобы язычники не могли говорить, будто христианство приносит ниспровержение жизни (гражданской), будто в нем причина неурядицы и возмущения «Господа ради». Делает это прибавление и для верных. Некоторые из них могли сказать: сам же Апостол обещает нам Царство Небесное (1Пет.1:4), и через то приписывает нам великое достоинство. Затем же опять унижает нас, подчиняя мирским начальникам? Итак, если кто-нибудь скажет это, тот пусть знает, говорит, что эта заповедь не от меня собственно, но от самого Господа… Прибавляет и причину: во-первых, такова воля Божия; во-вторых, наша покорность начальникам доказывает наше благоповедение и, сверх того, посрамляет неверных. Ибо, когда они злословят нас, как гордых, а видят, что мы смиренны и, в чем следует, покорны, то через это более пристыжаются» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:16. как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии.

1Пет.2:17. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите.

Предостерегая христиан от разнузданности под прикрытием христианской свободы (ст. 16), Апостол нравственные обязанности христиан в гражданской и общественной жизни выражает в четырех кратких правилах поведения: «всех почитайте, братство возлюбите, Бога бойтесь, царя чтите» (ст. 17). «Смотри, какая точность: Богу, говорит, воздавайте страх, а царю честь. Если же должно иметь страх пред Богом, могущим погубить и душу и тело (Мф 10:28), то мы не должны повиноваться царям, когда они приказывают нам что-либо безнравственное» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:18. Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым.

1Пет.2:19. Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо.

1Пет.2:20. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу.

Из наставлений общего характера (ст. 17) Апостол теперь выводит (ст. 18) частное наставление о добросовестном, пред Богом, повиновении рабов христиан своим господам, и не только добрым и кротким, но и суровым. Эта последняя мысль аргументируется далее общим соображением о благоугодности Богу невинных страданий (ст. 19–20).

1Пет.2:21. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его.

«Несравненно ваше любомудрие того, кто, не сознавая сам за собою ничего худого, переносит все с благодарностью. Это великий подвиг, совершаемый немногими и низводящий особенное благоволение Божие, так как человек сей соревнует страданиям Христовым, так как и Христос страдал не за собственные грехи, ибо Он греха не сотворил (Ис 53:9), но страдал за нас и за наши грехи» (блаж. Феофил.).

1Пет.2:22. Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его.

1Пет.2:23. Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал, но предавал то Судии Праведному.

1Пет.2:24. Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились.

1Пет.2:25. Ибо вы были, как овцы блуждающие [не имея пастыря], но возвратились ныне к Пастырю и Блюстителю душ ваших.

В изображении искупительного подвига Христа Спасителя, явившего в этом подвиге высочайший пример людям – терпения, великодушия и кротости, Апостол частью руководится свободным переложением пророчества Исаии о страждущем Отроке или Рабе Иеговы (Ис 50:6, 53:4, 6, 9), частью же новозаветными свидетельствами об искупительном деле Господа Иисуса Христа. Здесь может быть такое недоумение: «как Апостол Петр говорит здесь, что Господь, когда Его злословили, не злословил взаимно, и когда страдал, не угрожал, когда мы видим, что Он называет иудеев псами глухими, фарисеев – слепыми (Мф 15:14), Иуде говорит: »лучше было бы этому человеку не родиться« (Мф 26:24), и в иной раз: »отраднее будет Содому, нежели городу тому« (Мф 10:15). Отвечаем: Апостол не то говорит, что Господь никогда не укорял или не угрожал, но что, когда Его злословили, Он не злословил взаимно, и, когда страдал, не угрожал. Ибо, если Он иногда укорял, то не в отмщение тем, которые злословили Его, но поносил и укорял упорных в неверии… Посему слово Апостола Петра, убеждающего к незлобию примером Господа, весьма истинно» (блаж. Феофил.). Характерно для языка и миросозерцания Апостола Петра, что искупительную крестную смерть Спасителя он здесь (ст. 24), как и в речах своих в книге Деяний (Деян 5:30, 10:39), называет повешением или вознесением на «древо», το ξύλον, чем оттеняется принятие Христом на Себя, во исполнение слов пророка Моисея (Втор 21:23), лежавшего на людях проклятия греха и смерти (Гал 3:21). Цель искупительной смерти Господа Апостолом указывается с двух ее сторон: ею люди избавились от грехов и получили благодатные силы жить для правды. В ст. 25 Апостол религиозно-нравственное состояние дохристианского человечества, согласно Ис 53, и другим библейским местам – ветхозаветным (Чис 27:17; 3 Цар 22:17; Пс 108:176; Иез 34:5, 11) и новозаветным (Лк 15:4; Мф 9:36; Ин 10:15), изображает, как бедственное состояние духовного блуждания людей, лишенных истинного ведения и чистой нравственности. Соответственно этому, и обращение людей и христианство обозначено у Апостола, как возвращение к Пастырю и Блюстителю (τό Ποιμένα χαι έπίσχοπον) душ наших (ср. Ин 10:1).

Нашли ошибку в тексте? Выделите её и нажмите: Ctrl + Enter

Пошумели стрельцы. Истребили бояр: братьев царицы Ивана и Афанасия Нарышкиных, князей Юрия и Михайлу Долгоруких, Григория и Андрея Ромодановских, Михаилу Черкасского, Матвеева, Петра и Федора Салтыковых, Языкова и других - похуже родом. Получили стрелецкое жалованье - двести сорок тысяч рублев, и еще по десяти сверх того рублев каждому стрельцу наградных. (Со всех городов пришлось собирать золотую и серебряную посуду, переливать ее в деньги, чтобы уплатить стрельцам.) На Красной площади поставили столб, где с четырех сторон написали имена убитых бояр, их вины и злодеяния. Полки потребовали жалованные грамоты, где бояре клялись ни ныне, ни впредь никакими поносными словами, бунтовщиками и изменниками стрельцов не называть, напрасно не казнить и в ссылки не ссылать.

Приев и выпив кремлевские запасы, стрельцы разошлись по слободам, посадские - по посадам. И все пошло по-старому. Ничего не случилось. Над Москвой, над городами, над сотнями уездов, раскинутых по необъятной земле, кисли столетние сумерки - нищета, холопство, бездолье.

Мужик с поротой задницей ковырял кое-как постылую землю. Посадский человек от нестерпимых даней и поборов выл на холодном дворе. Стонало все мелкое купечество. Худел мелкопоместный дворянин. Истощалась земля; урожай сам-три - слава тебе, господи. Кряхтели даже бояре и именитые купцы. Боярину в дедовские времена много ли было нужно? - шуба на соболях да шапка горлатная - вот и честь. А дома хлебал те же щи с солониной, спал да молился богу. Нынче глаза стали голоднее: захотелось жить не хуже польских панов, или лифляндцев, или немцев: наслышались, повидали многое. Сердце разгорелось жадностью. Стали бояре заводить дворню по сотне душ. А их обуть, одеть в гербовые кафтаны, прокормить ненасытную ораву, - нужны не прежние деньги. В деревянных избах жить стало неприлично. Прежде боярин или боярыня выезжали со двора в санях на одной лошади, холоп сидел верхом, позади дуги. На хомут, на уздечку, на шлею навешивали лисьих хвостов, чтобы люди завидовали. Теперь - выписывай из Данцига золоченую карету, запрягай ее четверней, - иначе нет чести. А где деньги? Туго, весьма туго.

Торговлишка плохая. Своему много не продашь, свой - гол. За границу не повезешь, - не на чем. Моря чужие. Все торги с заграницей прибрали к рукам иноземцы. А послушаешь, как торгуют в иных землях, - голову бы разбил с досады. Что за Россия, заклятая страна, - когда же ты с места сдвинешься?

В Москве стало два царя - Иван и Петр, и выше их - правительница, царевна Софья. Одних бояр променяли на других. Вот и все. Скука. Время остановилось. Ждать нечего. У памятного стрелецкого столба на Красной площади стоял одно время часовой с бердышом, да куда-то ушел. Простой народ кругом столба навалил всякого. И опять зароптали на базарах люди, пошло шептанье. Стали стрельцы сомневаться: не до конца тогда довели дело, шуму было много, а толку никакого. Не довершить ли, пока не поздно?

Старики рассказывали, - хорошо было в старину: дешевле, сытнее, благообразнее. По деревням мужики с бабами водили хороводы. На посадах народ заплывал жиром от лени. О разбоях не слыхивали. Эх, были, да прошли времена!..

В стрелецкой слободе объявилось шесть человек раскольников - начетчики, высохшие, как кость, непоколебимые мужики. «Одно спасение, - говорили они стрельцам, - одно ваше спасение скинуть патриарха-никонианина и весь боярский синклит, ониконианившийся и ополячившийся, и вернуться к богобоязненной вере, к старой жизни». Раскольники читали соловецкие тетради - о том, как избежать прелести никонианской и спасти души и животы свои. Стрельцы плакали, слушая. Старец-раскольник, Никита Пустосвят, на базаре, стоя на возу, читал народу по соловецкой тетради:

«Я, братия моя, видал антихриста, право, видал… Некогда я, печален бывши, помышляющи, как придет антихрист, молитвы говорил, да и забылся, окаянный. И вот на поле многое множество людей вижу. И подле меня некто стоит. Я ему говорю: чего людей много? Он же отвечает: антихрист грядет, стой, не ужасайся. Я подперся посохом двоерогим, стою бодро. Ан - ведут нагого человека, - плоть-то у него вся смрад и зело дурна, огнем дышит, изо рта, из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит. За ним царь наш последует и власти, и бояре, и окольничьи, и думные дворяне… И плюнул я на него, дурно мне стало, ужасно… Знаю по писанию - скоро ему быть. Выблядков его уже много, бешеных собак…»

Теперь понятно было, что требовать. Стрельцы кинулись в Кремль. Начальник стрелецкого приказа, Иван Андреевич Хованский, стал за раскол. Шесть костяных раскольников с Никитой Пустосвятом, три дня не евши ни крошки, не пивши ни капли, принесли в Грановитую палату аналои, деревянные кресты и старые книги, и перед глазами Софьи лаяли и срамили патриарха и духовенство. Стрельцы у Красного крыльца кричали: «Хотим старой веры, хотим старины». А иные говорили и тверже: «Пора государыне царевне в монастырь, полно царством-то мутить». Оставалось одно средство, и Софья гневно пригрозила:

Хотите променять нас на шестерых чернецов - мужиков - невежд? В таком разе нам, царям, жить здесь нельзя, уйдем в другие города, возвестим всему народу о нашем разорении, о вашей измене…

Стрельцы поняли, чем пригрозила Софья, - испугались: «Как бы она, ребята, не двинула дворянское ополчение на Москву?..» Попятились! Стали договариваться. А уж по приказу Василия Васильевича Голицына выносили из царских погребов на площадь ушаты с водкой и пивом. Дрогнули стрельцы, закружились головы. Кто-то крикнул: «Черт ли нам в старой вере, то дело поповское, бей раскольников». Одному костяному старцу тут же отсекли голову, двоих задавили, остальные едва унесли ноги.

Опоили проклятые бояре простых людей, вывернулись. Москва шумела, как улей. Каждый кричал про свое. Не нашлось тогда одной головы, - бушевали вразброд. Разбивали царские кабаки. Ловили подьячих из приказов, рвали на части. По Москве ни проходу, ни проезду. Ходили осаждать боярские дворы, едва бояре отстреливались, - великие в те дни бывали побоища. Пылали целые порядки изб. Неубранные трупы валялись на улицах и базарах. Прошел слух, что бояре стянули под Москвой ополчение, - разом хотят истребить бунт. И еще раз пошли стрельцы с тучами беглых холопов в Кремль, прибив на копье челобитную о выдаче на суди расправу всех бояр поголовно. Софья вышла на Красное крыльцо, белая от гнева: «Лгут на нас, и в мыслях того ополчения не было, крест на том целую, - закричала она, рвя с себя сверкающий алмазный наперсный крест, - то лжет на нас Матвейка-царевич». И с крыльца выкинули на стрелецкие копья всего лишь одного, захудалого татарского царевича Матвейку: подавитесь!

Матвейку разорвали на мелкие клочья, - насытили ярость, и опять стрельцы ушли ни с чем… Три дня и три ночи бушевала Москва, вороньи стаи над ней взлетали высоко от набатного звона. И тогда же родилось у самых отчаянных решение: отрубить самую головку, убить обоих царей и Софью. Но, когда Москва пробудилась на четвертый день. Кремль был уже пуст: ни царей, ни царевны, - ушли вместе с боярами. Ужас охватил народ.

Софья уехала в село Коломенское и послала бирючей по уездам созывать дворянское ополчение. Весь август кружила она около Москвы по селам и монастырям, плакалась на папертях, жаловалась на обиды и разорение. В Кремле со стрельцами остался Иван Андреевич Хованский. Стали думать: уж не кликнуть ли его царем, - человек любезный, древнего рода, старого обычая. Будет свой царь, для простого народа.

Ожидая богатых милостей, дворяне бойко садились на коней. Огромное, в двести тысяч, ополчение сходилось к Троице-Сергиеву. А Софья, как птица, все кружила около Москвы. В сентябре посланный ею конный отряд, со Степкой Одоевским во главе, налетел на рассвете на село Пушкино. Там, объезжая со стрельцами подмосковные, ночевал на пригорке в шатре Иван Андреевич Хованский. Стрельцы спали беспечно. Их, сонных, всех порубили саблями. Иван Андреевич в исподнем белье выскочил из шатра, размахивая бердышом. Михаила Тыртов прямо с коня кинулся ему на плечи. Прикрутив Ивана Андреевича к седлу, повезли в село Воздвиженское, где Софья справляла свои именины. У околицы села на вынесенных скамьях сидели бояре, одетые по военному времени - в шлемах, в епанчах. Михаила Тыртов сбросил с седла Хованского, и тот от горя и стыда, раздетый, стал на колени на траву и заплакал. Думный дьяк Шакловитый прочел сказку о его винах. Иван Андреевич закричал с яростью: «Ложь! Не будь меня, - давно бы в Москве по колена в крови ходили…» Трудно было боярам решиться пролить кровь столь древнего рода. Василий Васильевич сидел белее снега. И он и Хованский были Гедиминовичами, и Гедиминовича судили сейчас худородные, недавние выскочки. Видя такое шатание, Иван Михайлович Милославский отошел к верхоконным и шепнул Степке Одоевскому. Тот во весь конский мах поскакал через село к шелковому шатру царевны Софьи и тем же махом, топча кур и малых ребят, вернулся. «Правительница-де приказала не сомневаться, кончать князя». Василий Васильевич торопливо отошел, закрыл глаза платочком. Дико закричал Хованский, когда Михаила Тыртов схватил его за волосы, таща в пыль на дорогу. Здесь же у околицы отрубили Хованскому голову.

Остались без головы стрельцы. Узнав о казни, в ужасе кинулись в Кремль, затворили ворота, зарядили пушки, приготовились к осаде, совсем как поляки, сто лет тому назад, когда Москву обложили войска новгородского купечества.

Софья поспешила в Троице-Сергиево под защиту неприступных стен. Начальствовать ополчением поручила Василию Васильевичу. И так стояли, грозясь, обе стороны, ожидая, кто первый испугается. Испугались стрельцы и послали в Троицу челобитчиков. Принесли повинную. Тем и кончилась их воля. Столб на Красной площади снесли. Вольные грамоты взяты были назад. Начальником стрелецкого приказа назначили Шакловитого, скорого на расправу. Многие полки разослали по городам. Народ стал тише воды, ниже травы. И опять над Москвой, над всей землей повисла безысходная тишина. Потянулись годы.

В сумерках по улице вдоль заборов бежал Алексашка. Сердце резало, пот застилал глаза. Пылающая вдалеке изба мрачно озаряла лужи в колеях. Шагах в двадцати от Алексашки, бухая сапогами, бежал пьяный Данила Меньшиков. Не плеть на этот раз была в руке у него, - сверкал кривой нож. «Остановись! - вскрикивал Данила страшным голосом, - убью!..» Алешка давно остался позади, где-то залез на дерево.

Больше года Алексашка не видел отца, и вот - встретил у разбитого и подожженного кабака, и Данила сразу погнался за сыном. Все это время Алексашка с Алешкой жили хотя и впроголодь, но весело. В слободах мальчиков знали хорошо, приветливо пускали ночевать. Лето они прошатались кругом Москвы по рощам и речкам. Ловили певчих птиц, продавали их купцам. Воровали из огородов ягоды и овощи. Все думали - поймать и обучить ломаться медведя, но зверь легко в руки не давался. Удили рыбу.

Однажды, закинув удочку в тихую и светлую Яузу, что вытекала из дремучих лесов Лосинова острова, увидели они на другом берегу мальчика, сидевшего, подперев подбородок. Одет он был чудно - в белых чулках и в зеленом не русском кафтанчике с красными отворотами и ясными пуговицами. Невдалеке, на пригорке, из-за липовых кущ поднимались гребнистые кровли Преображенского дворца. Когда-то он весь был виден, отражался в реке нарядный и пестрый, - теперь зарос листвой, приходил в запустение.

У ворот и по лугу бегали женщины, крича кого-то, - должно быть, искали мальчика. Но он, сердито сидя за лопухами, и ухом не вел. Алексашка плюнул на червя и крикнул через реку:

Эй, нашу рыбу пугать… Смотри, портки снимем, переплывем, - мы тебя…

Мальчик только шмыгнул. Алексашка опять:

Ты кто, чей? Мальчик…

А вот велю тебе голову отрубить, - проговорил мальчик глуховатым голосом, - тогда узнаешь…

Сейчас же Алешка шепнул Алексашке:

Что ты, ведь это царь, - и бросил удилище, чтобы бежать без оглядки. У Алексашки в синих глазах засветилось баловство».

Погоди, убежим, успеем. - Закинул удочку, смеясь стал глядеть на мальчика. - Очень тебя испугались, отрубил голову один такой… А чего Ты сидишь? Тебя ищут…

Сижу, от баб прячусь.

Я смотрю, - ты не наш ли царь. А?

Мальчик ответил не сразу, - видимо, удивился, что говорят смело.

Ну - царь. А тебе что?

Как что… А вот ты взял бы да и принес нам сахарных пряников. (Петр глядел на Алексашку пристально, не улыбаясь.) Ей-богу, сбегай, принесешь - одну хитрость тебе покажу. - Алексашка снял шапку, из-за подкладки вытащил иглу. - Гляди - игла али нет?.. Хочешь - иглу сквозь щеку протащу с ниткой, и ничего не будет…

Врешь? - спросив Петр.

Вот - перекрещусь. А хочешь - ногой перекрещусь? - Алексашка живо присел, схватил босую ногу и ногой перекрестился. Петр удивился еще больше.

Еще бы тебе царь бегал за пряниками, - ворчливо сказал он. - А за деньги иглу протащишь?

За серебряную деньгу три раза протащу, и ничего не будет.

Врешь? - Петр начал мигать от любопытства. Привстал, поглядел из-за лопухов в сторону дворца, где все еще суетились, звали, аукали его какие-то женщины, и побежал с той стороны по берегу к мосткам.

Дойдя до конца мостков, он очутился шагах в трех от Алексашки. Над водой трещали синие стрекозы. Отражались облака и разбитая молнией плакучая ива. Стоя под избой, Алексашка показал Петру хитрость - три раза протащил сквозь щеку иглу с черной ниткой, - и ничего не было: ни капли крови, только три грязных пятнышка на щеке. Петр глядел совиными глазами.

Дай-ка иглу, - сказал нетерпеливо.

А ты что же - деньги-то?

Алексашка на лету подхватил брошенный рубль. Петр, взяв у него иглу, начал протаскивать ее сквозь щеку. Проткнул, протащил и засмеялся, закидывая кудрявую голову: «Не хуже тебя, не хуже тебя!» Забыв о мальчиках, побежал к дворцу, - должно быть, учить бояр протаскивать иголки.

Рубль был новенький, - на одной стороне - двуглавый орел, на другой - правительница Софья. Сроду Алексашка с Алешкой столько не наживали. С тех пор они повадились ходить на берег Яузы, но Петра видали только издали. То он катался на карликовой лошадке, и позади скакали верхом толстые дядьки, то шагал с барабаном впереди ребят, одетых в немецкие кафтаны, с деревянными мушкетами, и опять те же дядьки суетились около, размахивая руками.

Пустяками занимается, - говорил Алексашка, сидя под разбитой ивой.

В конце лета он ухитрился все-таки купить у цыган за полтинник худого, с горбом, как у свиньи, медвежонка. Алешка стал его водить за кольцо. Алексашка пел, плясал, боролся с медведем. Но настала осень, от дождей взмесило грязь по колено на московских улицах и площадях. Плясать негде. В избы со зверем не пускают. Да и медведь до того жрал много, - все проедал, да и еще норовил завалиться спать на зиму. Пришлось его продать с убытком. Зимой Алешка, одевшись как можно жалостнее, просил милостыню. Алексашка на церковных площадях трясся, по пояс голый, на морозе, - будто немой, параличный, - много выжаливал денег. Бога гневить нечего, - а зиму прожили неплохо.

И опять - просохла земля, зазеленели рощи, запели птицы. Дела по горло: на утренней заре в туманной реке ловить рыбу, днем - шататься по базарам, вечером - в рощу - ставить силки. Алексашке много раз говорили люди: «Смотри, тебя отец по Москве давно ищет, грозится убить». Алексашка только сплевывал сквозь зубы на три сажени. И нежданно-негаданно - наскочил…

Всю старую Басманную пробежал Алексашка, - начало сводить ноги. Больше уже не оглядывался, - слышал: все ближе за спиной топали сапожищи, со свистом дышал Данила. Ну - конец! «Карауууул!» - пискливо закричал Алексашка…

В это время из проулка на Разгуляй, где стоял известный кабак, вывернула, покачиваясь, высокая карета. Два коня, запряженные гусем, шли крупной рысью. На переднем сидел верхом немец в чулках и широкополой шляпе. Алексашка сейчас же вильнул к задним колесам, повис на оси, вскарабкался на запятки кареты. Увидев это, Данила заревел: «Стой!» Но немец наотмашь стегнул его кнутом, и Данила, задыхаясь руганью, упал в грязь. Карета проехала.

Алексашка отдыхивался, сидя на запятках, - надо было уехать как можно дальше от этого места. За Покровскими воротами карета свернула на гладкую дорогу, пошла быстрее и скоро подъехала к высокому частоколу. От ворот отделился иноземный человек, спросил что-то. Из кареты высунулась голова, как у попа, - с длинными кудрями, но лицо - бритое. «Франц Лефорт», - ответила голова. Ворота раскрылись, и Алексашка очутился на Кукуе, в немецкой слободе. Колеса шуршали по песку. Приветливый свет из окошек небольших домов падал на низенькие ограды, на подстриженные деревца, на стеклянные шары, стоявшие на столбах среди песчаных дорожек. В огородах перед домиками белели и чудно пахли цветы. Кое-где на лавках и на крылечках сидели немцы в вязаных колпаках, держали длинные трубки.

«Мать честная, вот живут чисто», - подумал Алексашка, вертя головой сзади кареты. В глазах зарябили огоньки. Проехали мимо четырехугольного пруда, - по краям его стояли круглые деревца в зеленых кадках, и между ними горели плошки, освещая несколько лодок, где, задрав верхние юбки, чтобы не мять их, сидели женщины с голыми по локоть руками, с открытой грудью, в шляпах с перьями, смеялись и пели. Здесь же, под ветряной мельницей, у освещенной двери аустерии, или по-нашему - кабака, плясали, сцепившись парами, девки с мужиками.

Повсюду ходили мушкетеры, - в Кремле суровые и молчаливые, здесь - в расстегнутых кафтанах, без оружия, под руку друг с другом, распевали песни, хохотали - без злобы, мирно. Все было мирное здесь, приветливое: будто и не на земле, - глаза в пору протереть.

Вдруг въехали на широкий двор, посреди его из круглого озерца била вода. В глубине виднелся выкрашенный под кирпич дом с прилепленными к нему белыми столбами. Карета остановилась. Человек с длинными волосами вылез из нее и увидел соскочившего с запяток Алексашку.

Ты кто, ты зачем, ты откуда здесь? - спросил он, смешно выговаривая слова. - Я тебя спрашиваю, мальчик. Ты - вор?

Это я - вор? Тогда бей меня до смерти, если вор. - Алексашка весело глядел ему в бритое лицо со вздернутым носом и маленьким улыбающимся ртом. - Видел, как на Разгуляе отец бежал за мной с ножом?

А! Да, видел… Я засмеялся: большой за маленьким…

Отец меня все равно зарежет… Возьми, пожалуйста, меня на службу… Дяденька…

На службу? А что ты умеешь делать?

Все умею… Первое - петь, какие хошь, песни. На дудках играю, на рожках, на ложках. Смешить могу, - сколько раз люди лопались, вот как насмешу. Плясать - на заре начну, на заре кончу, и не вспотею… Что мне скажешь, - то и могу…

Франц Лефорт взял Алексашку за острый подбородок. Мальчик, видимо, ему понравился.

О, ты изрядный мальчик… Возьмешь мыла и вымоешься, ибо ты грязный… И тогда я тебе дам платье… Ты будешь служить… Но если будешь воровать…

Этим не занимаемся, у нас, чай, ум-то есть али нет, - сказал Алексашка так уверенно, что Франц Лефорт поверил. Крикнув конюху что-то про Алексашку, он пошел к дому, насвистывая, выворачивая ступни ног и на ходу будто подплясывая, должно быть оттого, что неподалеку на озерце играла музыка и задорно визжали немки.

Да уж будет тебе, Никита Моисеевич, как бы головка у ребенка не заболела…

Едва Наталья Кирилловна проговорила это, царь Петр бросил на полуслове читать Апостола, торопливо перекрестился запачканными в чернилах пальцами и, не дожидаясь, покуда учитель и дядька, Никита Моисеев Зотов, по уставу поклонится ему в ноги, поцеловал маменькину руку, беспомощно затрепетавшую, чтобы схватить, удержать на минутку сына, - и по скрипучим половицам и ступеням переходов и лестниц нетерпеливо понеслись его косолапые шаги, пугая прижилых старух в темных углах Преображенского дворца.

Шапку-то, шапку, головку напечет! - слабо крикнула вслед царица.

Никита Зотов стоял перед ней истово и прямо, как в церкви, - расчесанный, чистый, в мягких сапожках, в темной из тонкого сукна ферязи, - воротник сзади торчал выше головы. Благообразное лицо с мягкими губами и кудрявой бородой запрокинуто от истовости. Благостный человек - и говорить нечего. Скажи ему: кинься, Никита, на нож, - кинется. Предан больше собачьего, но уж больно светел, легок духом. Не таков бы нужен был дядька норовистому мальчику.

Ты, Никита Моисеевич, побольше с ним божественное читай. А то он и на царя-то не похож… Ведь не оглянешься, - скоро уж женить… До сих пор не научился стопами шествовать, - вое бегает, как простой… Ну - вон, гляди…

Смотря в окно, царица слабо всплеснула руками. По двору бежал Петр, спотыкаясь от торопливости. За ним - долговязые парни из дворцовой челяди, - с мушкетами и топориками на длинных древках. На земляном валу, - потешной крепостце, построенной перед дворцом, - за частоколом стояли согнанные с деревни мужики в широких немецких шляпах. Белено им было также держать во рту трубки с табаком. Испуганно глядя на бегущего вприскочку царя, они забыли, как нужно играть. Петр гневно закричал петушиным голосом. Наталья Кирилловна с содроганием увидела Петенькины бешеные, круглые глаза. Он вскарабкался на верх крепостцы и, сердясь, ударил несколько раз мушкетиком одного из потешных мужиков, втянувшего голову в плечи.

Не по его - так и убьет, - проговорила Наталья Кирилловна, - в кого только нрав у него горячий?

Игра пошла сызнова. Выстраивая долговязых парней с топориками, Петр опять рассердился, что его плохо понимают. Это была беда: горячась, он начинал говорить неразборчиво, захлебывался торопливостью, точно хотел сказать много больше того, чем было слов на языке.

Что-то головка стала у него так дергаться? - сказала Наталья Кирилловна, со страхом глядя на сына. И вдруг заткнула уши. Мужики в крепостце выкатили дубовую пушку, которую по строгому приказу царицы заряжали - чем помягче: пареной репой или яблоками, и выстрелили. И тотчас, побросав оружие, воздели руки - в знак того, что сдаются.

Нельзя сдаваться! Биться должны! - кричал Петр, крутя и тряся головой. - Сначала! Все сначала!..

Никита Моисеевич, затвори-ка окошко, очень шумят, голова разболелась, - проговорила царица.

Закрылось цветное окошко. Наталья Кирилловна склонила голову и чуть шевелила пальцами, перебирая афонские четки, святые раковинки. Тоскливо. От горя и слез за эти годы Наталья Кирилловна постарела, только брови да когда-то огненные темные глаза остались от ее красоты. Всегда была в черном, покрытая черным платком. Так в Угличе когда-то жила царица Марья Нагая, с несчастным Димитрием… Не стряслось бы и здесь такой же беды… Правительница Софья сидит и видит - обвенчаться с Голицыным и царствовать. Уж и корону заказала для себя немецким мастерам.

В Преображенском дворце пустынно, только челядь бегает на цыпочках, да по темным углам шепчутся старухи - мамки, няньки. Царь хоть юн, но духу старушечьего не переносит: увидит, как нянька какая-нибудь, закапанная воском, пробирается вдоль стены, так цыкнет, - старушечка едва без памяти доползет до угла.

Бояре в Преображенском не бывают, - здесь ни чести, ни прибытка. Все толпятся в Кремле, поближе к солнцу. Чтобы не совсем было зазорно, Софья приказала быть при дворе царя Петра четырем боярам: князю Михаиле Алегуковичу Черкасскому, князю Лыкову, князю Троекурову и князю Борису Алексеевичу Голицыну. А велик ли прок от них? Лениво слезут с коней у крыльца, подойдут к царицыной ручке, сядут и - молчат, вздыхают. Говорить мало о чем найдется с опальной царицей. Вбежит в горницу Петр, - бояре, поклонясь нецарствующему царю, справятся о его государевом здоровье, и опять вздыхают, качают головами: уж больно прыток становится царь-то, - гляди, царапина на щеке, руки в цыпках. Неприлично.

Никита Моисеевич, сказывали мне, - в Мытищах баба есть. Воробьиха, на квасной гуще гадает - так-то верно, - все исполняется… - проговорила царица. - Послать бы за ней!.. Да что-то боюсь… Не нагадала бы худого…

Матушка государыня, чего же худого нагадать вам может подлая баба Воробьиха? - нараспев, приятным голосом ответил Зотов. - В таком разе Воробьиху в клочья растерзать мало.

Наталья Кирилловна подняла пальчик, поманила. Зотов подступил неслышно в мягких сапожках.

Моисеич… Давеча в поварне, - стрелецкая вдова решето ягод приносила, - сказывала: Софья-де во дворце кричала намедни, и все слышали: «Жалко, говорит, стрельцы тогда волчонка не задушили с волчицей…»

У Натальи Кирилловны затряслись губы, задрожал охваченный черным платом двойной подбородок, большие глаза налились слезами.

Что ей ответить? Чем утешить? У Софьи - стрелецкие полки, за Софью - все дворянское ополчение, а у Петра - три десятка потешных дураков-переростков да деревянная пушка, заряженная репой… Никита Зотов развел ладони, закинул голову, покуда не уперся затылком в жесткий воротник…

Пошли за Воробьихой, - прошептала царица, - пусть уж скажет правду, а то так-то страшнее…

Долог, скучен летний день. Белые облака плывут и не плывут над Яузой. Знойно. Мухи. Сквозь марево видны бесчисленные купола Москвы, верхушки крепостных башен. Поближе - игла немецкой кирки, ветряные мельницы на Кукуе. Стонут куры, навевая дремоту. В поварне стучат ножами.

Бывало, при Алексее Михайловиче, - смех и шум в Преображенском, толпится народ, ржут кони. Всегда потеха какая-нибудь - охота или медвежья травля, конские гонки. А теперь - глядишь - и дорога-то сюда от каменных ворот заросла травой. Прошла жизнь. Сиди - перебирай четки.

В стекло чем-то бросили. Зотов открыл окно. Петр позвал, стоя под липой, - весь в пыли, в земле, потный, как мужичонок:

Никита, напиши указ… Мужики мои никуда не годятся, понеже старые, глупые… Скорее!

О чем указ прикажешь писать, твое царское величество? - спросил Никита.

Нужно мне сто мужиков добрых, молодых… Скорее…

А написать, - для чего мужики сии надобны?

Для воинской потехи… Мушкетов прислали бы не ломаных и огневого зелья к ним… Да две чугунных пушки, чтобы стрелять… Скорей, скорей… Я подпишу, пошлем нарочного…

Царица, отогнув ветвь липы, склонилась в окошко:

Петенька, свет мой, будет тебе все воевать… Отдохнул бы, посиди около меня…

Маманя, некогда, маманя, потом…

Он убежал. Царица долгим вздохом проводила сына. Зотов, сотворив крестное знамение, вынул из кармана гусиное перо и ножичек и со тщанием перо очинил, попробовал на ноготь. Еще раз перекрестясь, с молитвой, отогнул рукав и сел писать полууставом: «Божьего милостью, мы, пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец…»

Царица от скуки взяла почитать Петрушину учебную тетрадь. Арифметика. Тетрадь - в чернильных пятнах, написано - вкривь и вкось, неразборчиво: «Пример адиции… Долгу много, а денех у мена менше тово долгу, и надобает вычесть - много ли езчо платить. И то ставися так: долг выше, а под ним денги, и вынимают всякое исподнее слово ис верхнева. Например: один ис двух осталось один. А писать сверху два, ниже ево единица, а под единицей ставь смекальную линию, под смекальной линией - число, кое получится, или смекальное число…».

Царица зевнула, - не то есть хочется, не то еще чего-то…

Никита Моисеевич, забыла я - полдничали сегодня мы али нет?

Государыня матушка, Наталья Кирилловна. - Зотов, отложив перо, встал и поклонился. - Как отобедали - изволили вы почивать и, встав, полдничали, - подавали вам ягоды с усливками, грушевый взвар и мед монастырский…

И то… Уж вечерню скоро стоять…

Царица лениво поднялась и пошла в опочивальню. Там при свете лампад (окно было занавешено) у стены на покрытых сундуках сидели злющие старухи-приживалки и поминали друг другу шепотом обиды. Разом встав, как тряпочные - без костей, поклонились царице. Она села под образами на веницейский с высокою спинкою стул. Из-за кровати выползла карлица с гноящимися глазами, по-ребячьи всхлипывая, прикорнула у государыниных ножек, - приживалки ее чем-то обидели.

Сны, что ли, рассказывайте, дуры бабы, - сказала Наталья Кирилловна. - Единорога никто не видел?

Оканчивая день, медленно ударил колокол на вышке дворцовой церкви. В сенях, на лестницах появились, протирая опухшие глаза, боярские дети из мелкопоместных, худородных, - стольники, приписанные Софьей к Петрову дворцу. Был здесь и Василий Волков, - отец его расшиб лоб о пороги, добился для сына чести. Житье было сытное, легкое, жалованье - шестьдесят рублей в год. Но - скучно. Стольники спали почитай что круглые сутки.

Колокол звонил к вечерне. Царя нигде не было. Стольники побрели его искать на двор, в огороды, на луг к речке. На подмогу им царица послала десятка два мамок поголосистее. Обшарили, обаукали всю местность, - нет царя нигде. Батюшки, уж не утонул ли? У стольников дремоту как рукой сняло. Повскакали на неоседланных коней, рассыпались по вечернему полю, крича, зовя. Во дворце поднялся переполох. Старушонки торопливо зашептали по всем углам: «Непременно это ее рук дело - Соньки… Давеча какой-то человек ходил круг дворца… И нож у него видели за голенищем… Зарезали, зарезали нашего батюшку-кормильца…» Наталью Кирилловну довели этим шепотом зловещим до того, что, обезумев, выбежала она на крыльцо. Из темных полей тянуло дымком, тыркали дергачи в сырых ложбинах. Вдали над черным Сокольничьим бором появилась тускловатая мрачная звезда. Пронзилось тоской сердце Натальи Кирилловны; заломив руки, она закричала:

Петенька, сын мой!

Василий Волков, гоня на коне вдоль реки, наехал на рыбачий костер, - рыбаки повскакали с испугом, чугунок с ершами опрокинулся в огонь. Волков спросил, задыхаясь:

Мужики, царя не видали?

Давеча не он ли проплыл в лодке?.. Кажись, гребли прямо на Кукуй. У немцев его ищите…

Ворота в слободе были еще не заперты. Волков помчался по улице туда, где толпились немцы. С верха он увидел царя и рядом с ним длинноволосого, среднего роста человека с растопыренными, как у индюка, полами короткого кафтана. В одной руке - на отлете - он держал шляпу, в другой - трость и, смеясь вольно, - собачий сын, - говорил с царем. Петр слушал, грыз ноготь. И все немцы стояли бесстыдно вольно. Волков соскочил с коня, протолкался я стал перед царем на колени.

Милостивый государь, царица матушка убивается: уж бог знает, что про вас думали. Извольте идти домой - вечерню стоять…

Петр нетерпеливо дернул головой вбок - к плечу.

Не хочу… Убирайся отсюда… - И, так как Волков продолжал истово глядеть на него с колен, царь загорелся, ударил его ногой. - Прочь пошел, холоп!

Волков поклонился низко и хмуро, не глядя на засмеявшихся, степенной рысью поехал докладывать царице. Благодушный немец с двойным розовым подбородком - в жилете, в вязаном колпаке и вышитых туфлях - виноторговец Иван Монс, вышедший из аустерии, чтобы взглянуть на молодого царя, вынул изо рта фарфоровую трубку.

Царскому величеству у нас приятнее, нежели дома, у нас веселее…

Стоявшие кругом иноземцы, вынув трубки, закачали головами, подтвердили с добродушными улыбками:

О да, у нас веселее…

И ближе придвинулись - слушать, что говорил длинному, с длинной, детской шеей царю нарядный человек в пышно завитом парике - Франц Лефорт. Петр встретил его на Яузе: плыли в тяжелом струге, челядинцы нескладно гребли, стукаясь уключинами. Петр сидел на носу, поджав ноги. Озаренные закатом, медленно приближались черепичные кровли, острые шпили, верхушки подстриженных деревьев, мельницы с флюгерками, голубятни. С Кукуя доносилась странная музыка. Будто наяву виделся город из тридевятого царства, тридевятого государства, про который Петру еще в колыбели бормотали няньки.

На берегу, на куче мусора появился человек в растопыренном на боках бархатном кафтане, при шпаге и в черной шляпе с завороченными с трех сторон краями, - капитан Франц Лефорт. Петр видал его в Кремле, когда принимали иноземных послов. Отнеся вбок левую руку с тростью, он снял шляпу, отступил на шаг и поклонился, - завитые космы парика закрыли ему лицо. Столь же бойко он выпрямился и, улыбаясь приподнятыми уголками рта, проговорил ломано по-русски:

К услугам вашего царского величества…

Петр смотрел на него, вытянув шею, как на чудо, - до того этот человек был ловкий, веселый, ни на кого не похожий. Лефорт говорил, потряхивая кудрями:

Я могу показать водяную мельницу, которая трет нюхательный табак, толчет просо, трясет ткацкий стан и поднимает воду в преогромную бочку. Могу также показать мельничное колесо, в коем бегает собака и вертит его. В доме виноторговца Монса есть музыкальный ящик с двенадцатью кавалерами и дамами на крышке и также двумя птицами, вполне согласными натуре, но величиной с ноготь. Птицы поют по-соловьиному и трясут хвостами и крыльями, хотя все сие не что иное, как прехитрые законы механики. Покажу зрительную трубку, через кою смотрят на месяц и видят на нем моря и горы. У аптекаря можно поглядеть на младенца женского пола, живущего в спирту, - лицо поперек полторы четверти, тело - в шерсти, на руках, ногах - по два пальца.

У Петра все шире округлялись глаза от любопытства. Но он молчал, сжав маленький рот. Почему-то казалось, что если он вылезет на берег, - длиннорукий, длинный, - Лефорт засмеется над ним. От застенчивости он сердито сопел носом и не решался вылезти, хотя лодка уже ткнулась о берег. Тогда Лефорт сбежал к воде, - веселый, красивый, добродушный, - схватил исцарапанную, с изгрызенными ногтями руку Петра и прижал к сердцу.

О, наши добрые кукуйцы будут сердечно рады увидеть ваше величество… Они покажут вам весьма забавные кундштюки…

Ловок, хитер был Лефорт. Петр и не опомнился, как уже, размахивая руками, шагал рядом с ним к воротам слободы. Здесь окружили их сытые, краснощекие, добрые кукуйцы, и каждый захотел показать свой дом, свою мельницу, где в колесе бегала собака, свой огород с песчаными дорожками, подстриженными кустиками и ни одной лишней травинкой. Показали все умственные штуки, о которых говорил Лефорт.

Петр удивлялся я все опрашивал: «А это зачем? А это для чего? А это как устроено?..» Кукуйцы качали головами и говорили одобрительно: «О, молодой Петр Алексеевич хочет все знать, это похвально…» Наконец подошли к четырехугольному пруду. Было уже темно. На воду падал свет из отворенной двери аустерии. Петр увидал маленькую лодочку с маленьким, повисшим без ветра парусом, В ней сидела молоденькая девушка в белом и пышном, как роза, платье. Волосы ее были подняты и украшены цветами, в голых руках она держала лютню. Петр ужасно удивился, - даже стало страшно отчего-то. Повернув к нему чудное в сумерках лицо, девушка заиграла на струнах и запела тоненьким голоском по-немецки такое жалостное и приятное, что у всех защекотало в носу. Между зелеными шарами и конусами подстриженных деревьев сладко пахли белые цветы табаку. От непонятного впечатления у Петра дико забилось сердце. Лефорт сказал ему:

Она поет в вашу честь. Это очень хорошая девушка, дочь зажиточного виноторговца Иоганна Монса.

Сам Иоганн Монс, с трубкой, весело поднял руку и покивал ладонью Петру. Соблазнительный голос Лефорта прошептал:

Сейчас в аустерии соберутся девушки, будут танцы и фейерверк, или огненная забава…

По темной улице бешено налетели конские копыта. Толпа царских стольников пробилась к царю со строгим приказом от царицы - идти домой. На этот раз пришлось покориться.

Иноземцы, бывавшие в Кремле, говорили с удивлением, что, не в пример Парижу, Вене, Лондону, Варшаве или Стокгольму, царский двор подобен более всего купеческой конторе. Ни галантного веселья, ни балов, ни игры, ни тонкого развлечения музыкой. Золотошубные бояре, надменные князья, знаменитые воеводы только и толковали в низеньких и жарких кремлевских покоях, что о торговых сделках на пеньку, поташ, ворвань, зерно, кожи… Спорили и лаялись о ценах. Вздыхали - что, мол. вот земля обильна и всего много, а торговля плоха, обширны боярские вотчины, а продавать из них нечего. На Черном море - татары, к Балтийскому не пробьешься, Китай далеко, на севере все держат англичане. Воевать бы моря, да не под силу.

К тому же мало поворотливы были русские люди. Жили по-медвежьи за крепкими воротами, за неперелазным тыном в усадьбах на Москве. В день отстаивали три службы. Четыре раза плотно ели, да спали еще днем для приличия и здоровья. Свободного времени оставалось немного: боярину - ехать во дворец, дожидаться, когда царю угодно потребовать от него службы, купцу - сидеть у лавки, зазывать прохожих, приказному дьяку - сопеть над грамотами.

Долго бы чесали бока, кряхтели и жаловались русские люди, но случилось неожиданное - подвалило счастье. Польский король Ян Собесский прислал в Москву великих послов говорить о союзе против турок. Ласково заговорили поляки, что нельзя же допустить, чтоб поганые турки мучили христиан, и православным русским нехорошо быть в мире с турецким султаном и ханом крымским. В Москве сразу поняли, что полякам туго и самое время с ними торговаться. Так и было: Польша в союзе с австрийским императором едва отбивалась от турок, с севера ей грозили шведы. У всех еще в памяти была опустошительная Тридцатилетняя война, когда пошатнулась Австрийская империя, обезлюдела Германия и Польша стала чуть ли не шведской вотчиной. Хозяевами морей оказались французы, голландцы, турки, а по всему балтийскому побережью - шведы. Ясно было, чего сейчас добивались поляки; чтоб охранять русскими войсками украинские степи от турецкого султана.

Царственные большие печати и государственных посольских дел сберегатель и наместник новгородский, князь Василий Васильевич Голицын, потребовал от поляков вернуть Киев. «Верните нам исконную царскую вотчину Киев с городками, тогда на будущий год пошлем войско на Крым воевать хана». Три с половиной месяца спорили поляки: «Нам лучше все потерять, чем отдать Киев». Русские не торопились, стояли на своем, прочли полякам все летописи с начала крещения Руси. И пересидели, переспорили.

Ян Собесский, разбитый турками в Бессарабии, плача, подписал вечный мир с Москвой и возвращение Киева с городками. Удача была велика, но и податься некуда, - приходилось собирать войско, идти воевать хана.

Напротив Охотного ряда, на голицынском дворе, было чисто и чинно. Жарко блестели, от крыши до земли, обитые медью стены дома. У входа на ковриках стояли два рослые мушкетера - швейцарцы, в железных шлемах и панцирях из воловьей кожи. Другие два охраняли сквозные золоченые ворота. С той их стороны толпа простого народа, шатающегося по Охотному ряду, глазела на сытые лица швейцарцев, на выложенный цветными плитами широкий двор, на пышную, всю в стеклах карету, запряженную рыжей четверней, на медно сияющий дом сберегателя, любовника царевны-правительницы.

Сам Василий Васильевич в эту несносную духоту сидел на сквозняке близ раскрытого окна и по-латински вел беседу с приезжим из Варшавы иноземцем де Невиллем. Гость был в парике и французском платье, какое только что стали носить при дворе Людовика Четырнадцатого. Василий Васильевич был без парика, но также во французском - в чулках и красных башмачках, в коротких бархатных штанах с лентами, - на животе и с боков из-под бархатной куртки выбивалось тонкое белье в кружевах. Бороду он брил, но усы оставил. На французском столике перед ним лежали свитки и тетради, латинские книги в пергаменте, карты и архитектурные чертежи. На стенах, обитых золоченой кожей, висели парсуны, или - по-новому - портреты, князей Голицыных и в пышной веницейской раме - изображение двоеглавого орла, державшего в лапах портрет Софьи. Французские - шпалерные и итальянские - парчовые кресла, пестрые ковры, несколько стенных часов, персидское оружие, медный глобус, термометр аглицкой работы, литого серебра подсвечники и паникадила, переплеты книг и на сводчатом потолке - расписанная золотом, серебром и лазурью небесная сфера - отражались многократно в зеркалах, в простенках и над дверями.

Гость с одобрительным любопытством поглядывал на сие наполовину азиатское, наполовину европейское убранство. Василий Васильевич, играя гусиным пером, положив ногу на ногу и великодушно улыбаясь, говорил (лишь иногда запинаясь в латинских словах и выговаривая их несколько на московский лад):

Поясню вам, господин де Невилль. Нашего государства основа суть два сословия: кормящее и служилое, сиречь - крестьянство и дворянство. Оба сии сословия в великой скудости обретаются, и оттого государству никакой пользы от них нет, ниже одно разорение. Великим было бы счастьем оторвать помещиков от крестьян, ибо помещик ныне, одной лишь корысти ради, без пощады пожирает крепостного мужика», и крестьянин оттого худ, и помещик худ, и государство худо…

Высокомысленные и мудрые слова, господин канцлер, - проговорил де Невилль. - Но как вы мечтаете выполнить сию трудную задачу?

Василий Васильевич, загораясь улыбкой, взял со стола тетрадь в сафьяне, писанную его рукой: «О гражданском житии или поправлении всех дел, иже надлежит обще народу…»

Великое и многотрудное дело, ежели бы народ весь обогатить, - проговорил он и стал читать из тетради: - «Многие миллионы десятин лежат в пустошах. Те земли надлежало бы вспахать и засеять. Скот умножить. Русскую худую овцу вывести и вместо нее обязать заводить аглицкую тонкорунную овцу. Ко всяким промыслам и рудному делу людей приохотить, давая от того им справедливую пользу. Множество непосильных оброков, барщин, податей и повинностей уничтожить и обложить всех единым поголовным, умеренным налогом. Сие возможно лишь в том размышлении, если всю землю у помещиков взять и посадить на ней крестьян вольных. Все прежде бывшие крепостные кабалы разрушить, чтобы впредь весь народ ни у кого ни в какой кабале не состоял, разве - небольшое число дворовых холопей…»

Господин канцлер, - воскликнул де Невилль, - история не знает примеров, чтоб правитель замышлял столь великие и решительные планы. (Василий Васильевич сейчас же опустил глаза, и матовые щеки его порозовели.) Но разве дворянство согласится безропотно отдать крестьянам землю и раскабалить рабов?

Взамен земли помещики получат жалованье. Войска будут набираться из одних дворян. Даточных рекрутов из холопов и тяглых людей мы устраняем. Крестьянин пусть занимается своим делом. Дворяне же за службу получат не земельную разверстку и души, а увеличенное жалованье, кое царская казна возьмет из общей земельной подати. Более чем вдвое должен подняться доход государства…

Мнится - слышу философа древности, - прошептал де Невилль.

Дворянских детей, недорослей, дабы изучали воинское дело, надобно посылать в Польшу, во Францию и Швецию. Надобно завести академии и науки. Мы украсим себя искусствами. Населим трудолюбивым крестьянством пустыни наши. Дикий народ превратим в грамотеев, грязные шалаши - в каменные палаты. Трусы сделаются храбрецами. Мы обогатим нищих. (Василий Васильевич покосился на окно, где по улице брел пыльный столб, поднимая пух и солому.) Камнями замостим улицы. Москву выстроим из камня и кирпича… Мудрость воссияет над бедной страной.

Не расставаясь с гусиным перышком, он покинул кресло, и ходил по коврам, и много еще необыкновенных мыслей высказал гостю:

Английский народ сам сокрушил несправедливые порядки, но в злобстве дошел до великих преступлений - коснулся главы помазанника… Боясь сих ужасов, мы жаждем блага равно всем сословиям. Ежели дворянство будет упираться нашим начинаниям, мы силой переломим их древнее упрямство…

Беседа была прервана. Ливрейный слуга, испуганно округлив глаза, подошел на цыпочках и шепнул что-то князю. Лицо Василия Васильевича стало напряженно серьезным. Де Невилль, заметив это, взял шляпу и начал откланиваться, пятясь к двери. За ним, так же кланяясь и округло, от сердца вниз, помахивая рукою в перстнях и кружевах, шел Василий Васильевич.

Я весьма огорчен и в сильнейшем отчаянии, господин де Невилль, что вы изволите так скоро покидать меня.

Оставшись один, он оглянул себя в зеркало и, торопливо стуча каблучками, прошел в опочивальню. Там на двуспальной кровати под алого шелка пологом, украшенным наверху страусовыми перьями, сидела, прислонясь виском к витому столбику, правительница Софья. Как всегда, она подъехала тайно в закрытой карете с черного хода.

Сонюшка, здравствуй, свет мой…

Она, не отвечая, подняла хмурое лицо, пристально зелеными мужичьими глазами глядела на Василия Васильевича. Он в недоумении остановился, не дойдя до кровати.

Беда какая-нибудь? - государыня…

Этой зимой Софья тайно вытравила плод. Пополневшее лицо ее, с сильными мускулами с боков рта, не играло уже прежним румянцем, - заботы, думы, тревоги легли на нем брезгливым выражением. Одевалась она пышно, все еще по-девичьи, но повадка ее была женская, дородная, уверенная. Ее мучила нужда скрывать любовь к Василию Васильевичу. Хотя об этом знали все до черной девки-судомойки и за последнее время вместо грешного и стыдного названия - любовник - нашлось иноземное приличное слово галант, - все же отравно, нехорошо было, - без закона, не венчанной, не крученной, - отдавать возлюбленному свое уже немолодое тело. Вот по этой бы весне со всей женской силой и сладкой мукой родила бы она… Люди заставили травить плод… Да и любовь ее к Василию Васильевичу была непокойная, не в меру лет: хорошо так любить семнадцатилетней девчонке, - с вечной тревогой, прячась, думая неотстанно, горя по ночам в постели. А иной раз и ненависть клубком подпирала горло, - ведь от него была вся мука, от него был затравленный плод… А ему - хоть бы что: утерся, да и в сторону…

Сидя в кровати, - широкая, с недостающими до полу ногами, горячо влажная под тяжелым платьем, - Софья неприветливо оглянула Василия Васильевича.

Смешно вырядился, - проговорила она, - что же это на тебе - французское? Кабы не штаны, так совсем бабье платье… Смеяться будут… (Она отвернулась, подавила вздох.) Да, беда, беда, батюшка мой… Радоваться нам мало чему…

За последнее время Софья все чаще приезжала к нему мрачная, с недоговоренными мыслями. Василий Васильевич знал, что близкие к ней две бабы-шутихи, весь день шныряя по закоулкам дворца, выслушивают боярские речи и шепоты и, как Софье отходить ко сну, докладывают ей обо всем.

Пустое, государыня, - сказал Василий Васильевич, - мало ли о чем люди болтают, не горюй, брось…

Бросить? - Она ногтями застучала по столбику кровати, зубы у нее понемногу зло открылись. - А знаешь - о чем в Москве говорят! Править, мол, царством мы слабы… Великих делов от нас не видно…

Василий Васильевич потрогал пальцем усы, пожал плечом. Софья покосилась на него: ох, красив, ох, мука моя… Да - слаб, жилы - женские… В кружева вырядился…

Так-то, батюшка мой… Книги ты читать горазд и писать горазд, мысли светлые, - знаю сама… А вчера после вечерни дядюшка Иван Михайлович про тебя говорил: «Читал, мол, мне Василий Васильевич из тетради про смердов, про мужиков, - подивился я: уж здоров ли головкой князюшка-то?» И бояре смеялись…

Как девушка, вспыхнул Василий Васильевич, из-под длинных ресниц метнул лазоревыми глазами.

Не для их ума писано!»

Да уж какие ни на есть, - умнее слуг нам не дадено… Сама терплю: мне бы вот охота плясать, как польская королева пляшет, или на соколиную охоту выезжать на коне, сидя бочком в длинной юбке. Молчу же… Ничего не могу, - скажут: еретичка. Патриарх и так уж мне руку сует как лопату.

Живем среди монстров, - прошептал Василий Васильевич.

Вот что тебе скажу, батюшка… Сними-ка ты кружева, чулочки, да надень епанчу походную, возьми в руки сабельку… Покажи великие дела…

Что?.. Опять разве были разговоры про хана?

У всех одно сейчас на уме - воевать Крым… Этого не минуть, голубчик мой. Вернешься с победой, тогда делай что хочешь. Тогда ты сильнее сильных.

Пойми, Софья Алексеевна, - нельзя нам воевать… На иное нужны деньги…

Иное будет после Крыма, - твердо проговорила Софья. - Я уж и грамоту заготовила: быть тебе большим воеводой. День и ночь буду тебя поминать в молитвах, все колени простою, все монастыри обойду пешая, сударь мой… Вернешься победителем, - кто тогда слово скажет? Перестанем скрываться от стыда… Верю, верю - бог нам поможет против хана. - Софья слезла с постели и глядела снизу вверх в его отвернутые глаза. - Вася, я тебе боялась сказать… Знаешь, что еще шепчут? «В Преображенском, мол, сильный царь подрастает… А царевна, мол, только зря трет спиной горностай…» Ты мои думы пожалей… Я нехорошее думаю. - Она схватила в горячие ладони его задрожавшую руку. - Ему уже пятнадцатый годок пошел. Вытянулся с коломенскую версту. Прислал указ - вербовать всех конюхов и сокольничих в потешные. А сабли да мушкеты у них ведь из железа… Вася, спаси меня от греха… В уши мне бормочут, бормочут про Димитрия, про Углич… Чай, грех ведь это? (Василий Васильевич выдернул руку из ее рук. Софья медленно, жалобно улыбнулась.) И то, я говорю, грех и думать о таких делах… То в старину было… Вся Европа узнает про твои подвиги. Тогда его бояться уж нечего, пусть балуется…

Нельзя нам воевать! - с горечью воскликнул Василий Васильевич. - Войска доброго нет, денег нет… Великие прожекты! - эх, все попусту! Кому их оценить, кому понять? Господи, хоть бы три, хоть бы два только года без войны…

Он безнадежно махнул кружевной манжетой… Говорить, убеждать, сопротивляться, - все равно - было без пользы.

Наталья Кирилловна ругала Никиту Зотова: «Да беги же ты за ним, да найди ты его, - со двора убежал чуть свет, лба не перекрестил, и куска во рту не было…»

Найти Петра не так-то было просто, - разве в роще где-нибудь начнется стрельба, барабанный бой, - значит там и царь: балуется с потешными. Никиту сколько раз брали в плен, привязывали к дереву, чтобы не надоедал просьбами - идти стоять обедню или слушать приезжего из Москвы боярина. Чтобы Никита не скучал у дерева, Петр приказывал ставить перед ним штоф водки. Таи понемногу Зотов стал привыкать к чарочке и уж, бывало, сам просился в плен под березу. Возвращаясь к Наталье Кирилловне сокрушенный, он разводил руками:

Силов нет, матушка государыня, не идет сокол-то наш…

Играть Петр был горазд - мог сутки без сна, без еды играть во что ни попало, было б шумно, весело, потешно, - стреляли бы пушки, били барабаны. Потешных солдат из царских конюхов, сокольничих и даже из юношей изящных фамилий было у него теперь человек триста. С ними он ходил походами по деревням и монастырям вокруг Москвы. Иных монахов пугали до полусмерти: полуденный зной, когда на березе не шелохнется листок, лишь грузно гудят пчелы под липами и одолевает дремота, из лесочка вдруг с бесовскими криками выкатываются какие-то в зеленых кафтанах, видом - не русские, и бум-тарарах - бьют из пушек деревянными ядрами в мирные монастырские стены. И еще страшнее монахам, когда узнавали в длинном, вымазанном в грязи и пороховой копоти, беспокойном вьюноше - самого царя.

Служба в потешном войске была тяжелая - ни доспать, ни доесть. Дождь ли, зной ли несносный, - взбредет царю - иди, шут его знает куда и зачем, пугать добрых людей. Иной раз потешных будили среди ночи: «Приказано обойти неприятеля. Переправляться вплавь через речку…» Некоторые и тонули в речках по ночному времени.

За леность или за нети, - если кто, соскучась без толку шагать по дорогам, сказывался в нетях, хотел бежать домой, - таких били батогами. В последнее время приставили к войску воеводу, или - по-новому - генерала, - Автонома Головина. Человек он был гораздо глупый, но хорошо знал солдатскую экзерцицию и навел строгие порядки. При нем Петр, вместо беспорядочного баловства, стал не шутя проходить военную науку в первом батальоне, названном Преображенским.

Франц Лефорт не состоял у Петра на должности, - так как был занят по службе в Кремле, - но часто приезжал верхом к войску и давал советы, как что устроить. Через него взяли на жалованье иноземца капитана Федора Зоммера для огнестрельного и гранатного боя и тоже произвели в генералы. Из Пушкарского приказа доставили шестнадцать пушек, и тогда стали учить потешных стрелять чугунными бомбами, - учили строго: Федор Зоммер даром жалованье получать не хотел. Было уже не до потехи. Много побили в полях разного скота и перекалечили народу.

Иноземцы на Кукуе часто разговаривали о молодом царе Петре. Собираясь по вечерам на посыпанной песочком площадке, - среди подстриженных деревьев, - они похлопывали ладонями по столикам:

Эй, Монс, кружечку пива!

Монс, в вязаном колпаке, в зеленом жилете, выплывал из освещенной двери аустерии, неся по пяти глиняных кружек в каждой руке. Над кружкой - шапка пены. Вечер тих и приятен. Высыпают звезды в русском небе, не столь, правда, яркие, пышные, как в Тюрингии, или Бадене, или Вюртемберге, - но жить можно не плохо и под русскими звездами.

Монс! Расскажи-ка нам, как у тебя в гостях был царь Петр.

Монс присаживался за стол к доброй компании, отхлебывал из чужой кружки и, подмигнув, рассказывал:

Царь Петр очень любопытный человек. Он узнал о замечательном музыкальном ящике, который стоит в моей столовой. Отец моей жены купил этот ящик в Нюрнберге…

О да, мы все знаем твой прекрасный ящик, - подтверждали слушатели, взглянув друг на друга и помотав висячими трубками.

Я немного испугался, когда однажды в мою столовую вошли Лефорт и царь Петр. Я не знал, как мне нужно поступать… В таком случае русские становятся на колени. Я не хотел. Но царь сейчас же спросил меня: «Где твой ящик?» Я ответил: «Вот он, ваше помазанное величество». Тогда царь сказал: «Иоганн, не зови меня ваше помазанное величество, мне это надоело дома, но зови меня, как будто я твой друг». И Лефорт сказал: «О да, Монс, мы все будем звать его - герр Петер». И мы втроем долго смеялись этой шутке. После этого я позвал мою дочь Анхен и велел ей завести ящик. Обыкновенно мы заводим его только раз в году, в сочельник, потому что это очень ценный ящик. Анхен посмотрела на меня - и я сказал: «Ничего, заводи». И она завела его, - кавалеры и дамы танцевали, и птички пели. Петер удивился и сказал: «Я хочу посмотреть, как он устроен». Я подумал: «Пропал музыкальный ящик». Но Анхен - очень умная девочка. Она сделала красивый поклон и сказала Петеру, и Лефорт перевел ему по-русски. Анхен сказала: «Ваше величество, я тоже умею петь и танцевать, но, увы, если вы пожелаете посмотреть, что внутри у меня, отчего я пою и танцую, - мое бедное сердце наверное после этого будет сломано…» Переведя эти слова, Лефорт засмеялся, и я громко засмеялся, и Анхен смеялась, как серебряный колокольчик. Но Петер не смеялся, - он покраснел, как бычья кровь, и глядел на Анхен, будто она была маленькой птичкой. И я подумал: «О, у этого юноши сидит внутри тысяча чертей». Анхен тоже покраснела и убежала со слезами на своих синих глазах…

Монс засопел и отхлебнул из чужой кружки. Он чудно и трогательно умел рассказывать истории. Приятный ночной ветерок шевелил кисточки на вязаных колпаках у собеседников. В освещенной двери показалась Анхен, подняла невинные глаза к звездам, счастливо вздохнула и исчезла. Раскуривая трубки, посетители говорили, что бог послал Иоганну Монсу хорошую дочь. О, такая дочь принесет в дом богатство. Бородатый и красный, могучего роста кузнец, Гаррит Кист, голландец, родом из Заандама, сказал:

Я вижу, - если с умом взяться за дело, - из молодого царя можно извлечь много пользы.

Старый Людвиг Пфефер, часовщик, ответил ему:

О нет, на это плохая надежда. У царя Петра нет силы… Правительница Софья никогда не даст ему царствовать. Она - жестокая и решительная женщина… Теперь она собирает двести тысяч войска воевать крымского хана. Когда войско вернется из Крыма, я не поставлю за царя и десяти пфеннигов…

Напрасно вы так рассуждаете, Людвиг Пфефер, - ответил ему Монс, - не раз мне рассказывал генерал Теодор фон Зоммер, который недавно был просто - Зоммер… (Монс раскрыл рот и захохотал, и все засмеялись его шутке.) Не раз он мне говорил: «Погодите, дайте нам год или два сроку, у царя Петра будет два батальона такого войска, что французский король или сам принц Морис Саксонский не постыдятся ими командовать…» Вот что сказал Зоммер…

О, это хорошо, - проговорили собеседники и значительно переглянулись.

Такие беседы бывали по вечерам на подметенной площадке перед дверью аустерии Иоганна Монса.

В сводчатых палатах Дворцового приказа - жара, духота, - топор вешай. За длинными столами писцы, свернув головы, свесив волосы на глаза, скрипят перьями. В чернилах - мухи. На губы, на мокрые носы липнут мухи. Дьяк наелся пирогов, сидит на лавке, в дремоте. Писец, Иван Басков, перебеляет с листа в книгу:

«…по указу великих государей сделано немецкое платье в хоромы к нему, великому государю, царю и великому князю Петру Алексеевичу, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, а к тому делу взято товаров у генерала у Франца Лефорта: две цевки золота, - плачено один рубль, 13 алтын, 2 деньги, да девять дюжин пуговиц по шести алтын дюжина, да к исподнему кафтану - 6 дюжин пуговиц по 2 алтына, 4 деньги дюжина, да щелку и полотна на 10 алтын, да накладные волосы - три рубля…»

Дунув на муху, Васков поднял осовелые веки.

Слышь, Петруха, а «волосы накладные» как писать - с прописной буквы али с малой?

Напротив сидящий подьячий, подумав, ответил:

Пиши с малой.

Волос у него, что ли, нет своих, у младшего государя-то?

А ты - смотри - за такие слова…

Нагнув голову влево, чтобы ловчее писать, Васков тихо закис от смеха, - уж очень чудно казалось ему, что государю в немецкой слободе от немок покупают волосы, платят три рубля за такую дрянь.

Петруха, куда же он эти волосы навесит?

На это его государева воля, - куда захочет, туда и навесит. А будешь еще спрашивать, дьяку пожалуюсь…

Дьяка тоже одолели мухи. Вынув шелковый платок, помахал он вокруг себя, вытер лицо и козлиную бороду.

Э-эй, спите! - лениво прикрикнул он. - Разве вы писцы, разве вы подьячие? Все бы вам даром жрать казенные деньги. Страху нет на вас, бога забыли, шпыни ненадобные… Вот выдеру весь приказ батогами, - будете знать, как работать с бережением… И чернил на вас не напасешься, и бумаги прорва… Гром вас порази, племя иродово…

Вяло махнув платком, дьяк опять задремал. Скучное настало время - ни челобитчиков, ни даров. Москва опустела, - стрельцы, дети боярские, помещики все ушли в поход, в Крым. Только - мухи да пыль, да мелкие казенные дела.

Петруха, квасу бы сейчас выпить! - проговорил Васков и, оглянувшись на дьяка, потянулся, вывернулся, так, что гнилой кафтанец треснул у него под мышками. - Вечером пойду к одной вдове, вот напьюсь квасу. - Мотнув башкой, он опять принялся писать:

«…по указу в.г.ц. и в.к. Петра Алексеевича всея В. и М. и Б. Р. самодержца велено прислать в Село Коломенское к нему в.г.ц. и в.к. всея В. и М. и Б. Р. самодержцу стряпчих конюхов - Якима Воронина, Сергея Бухвостова, Данилу Картина, Ивана Нагибина, Ивана Иевлева, Сергея Черткова да Василия Бухвостова. Упомянутых стряпчих конюхов ведено взять наверх в потешные пушкари и учинить им оклады - денег по пяти рублев человеку, хлеба по пяти четвертей ржи, овса тож…»

Петруха, вот людям счастье…

Кто еще разговаривает, э-эй, кобели стоялые, - в полусне пригрозил дьяк.

Немецкое платье и парик принял под расписку стольник Василий Волков и с бережением отнес в государеву спальню. Еще только светало, а Петр уже вскочил с лавки, где спал на кошме под тулупчиком. За парик он схватился за первое, примерил, - тесно! - хотел ножницами резать свои темные кудри, - Волков едва умолил этого не делать, - все-таки добился - напялил парик и ухмыльнулся в зеркало. Руки он в этот раз вымыл мылом, вычистил грязь из-под ногтей, торопливо оделся в новое платье, Подвязал, как его учил Лефорт, шейный белый платок и на бедра, поверх растопыренного кафтана, шелковый белый же шарф. Волков, служа ему, дивился: не в обычае Петра было возиться с одеждой. Примеряя узкие башмаки, он заскрежетал зубами. Вызвали дворового, Степку Медведя, рослого парня, чтобы разбить башмаки, - Степка, вколотив в них ножищи, бегал по лестницам, как жеребец. В девять часов (по новому счету времени) пришел Никита Зотов - звать к ранней обедне. Петр ответил нетерпеливо:

Скажи матушке, - у меня-де государственное дело неотложное… Один помолюсь. Да - вот что - сам-то возвращайся, да рысью, слышь…

Он вдруг закинул голову и засмеялся, как всегда, будто вырывая из себя смех. Никита понял, что царь опять придумал какую-нибудь шутку, которым изрядно учили его в немецкой слободе. Но - кротко покорился, убежал в мягких сапожках и скоро вернулся, сам зная, что - себе на горе. Так и вышло. Петр, вращая глазами, приказал ему:

Поедешь великим послом от еллинского бога Бахуса - бить челом имениннику.

Слушаю, государь Петр Алексеевич, - истово ответил Зотов. Тут же, как было указано, надел он на себя вывернутую заячью шубу, на голову - мочалу, поверх венок из банного веника, в руки взял чашу. Чтобы не было лишних разговоров с матушкой, Петр вышел из дворца черным ходом и побежал на конюшенный двор. Там вся дворня со смехом ловила четырех здоровенных кабанов. Петр кинулся помогать, кричал, дрался, суетился. Кабанов поймали, на лежачих надели шлеи, впрягли в золотую низенькую карету на резных колесах (жениховский подарок покойного Алексея Михайловича; ее Наталья Кирилловна приказывала беречь пуще глаза). Конюшенный дьяк с трясущимися губами глядел на такое разорение и бесчинство. Под свист и хохот дворни в карету впихнули Никиту Зотова. Петр сел на козлы, Волков, при шпаге и в треугольной шляпе, пошел впереди, кидая кабанам морковь и репу. Конюха с боков стегали кнутами. Поехали на Кукуй.

У ворот слободы их встретила толпа иноземцев. «Хорошо, хорошо, очень весело, - закричали они, хлопая в ладоши, - можно лопнуть от смеха». Петр, красный, с сжатым ртом, со злым лицом, вытянувшись, сидел на козлах. Сбегалась вся слобода. Хохотали, держась за бока, указывали пальцами на царя и на мочальную голову в карете - полумертвого от страха Зотова. Свиньи дергали в разные стороны, спутали сбрую. Внезапно Петр вырвал у конюха кнут и бешено застегал по свиньям. Завизжав, они понесли карету… Кого-то сбили с ног, кто-то попал под колеса, женщины хватали детей. Петр, стоя, все стегал, - багровый, с раздутыми ноздрями короткого носа. Круглые глаза его были красны, будто он сдерживал слезы.

У Лефортова двора конюха кое-как сбили свиную упряжку, своротили в раскрытые ворота. По двору бежал именинник - Лефорт, махая тростью и шляпой. За ним - пестро разодетые гости. Петр неуклюже соскочил с козел и за воротник вытащил из кареты Зотова. Все еще бешено глядя в глаза Лефорту, будто боясь увидеть в толпе кого-то, - проговорил задыхающимся голосом:

Мейн либер генерал, привез великого посла с великим виватом от еллинского бога Бахуса… - Крупный пот выступил на лице его, облизнул губы и, все еще глядя в глаза, с трудом: - Мит херцлихен грус… Сиречь, бьет челом… Свиней и карету в подарок шлет… - Все еще судорожно держа Зотова, шепотом: - Вались на колени, кланяйся…

Прекрасный, в розовом бархате, в кружевах, напудренный и надушенный Лефорт все сразу понял… Подняв высоко руки, захлопал в ладоши, залился веселым смехом и, поворачиваясь то к Петру, то к гостям, сказал:

Вот прекрасная шутка, - веселее шутки не приходилось видеть… Мы думали поучить его забавным шуткам, но он поучит нас шутить. Эй, музыканты, марш в честь бахусова посла…

За кустами сирени ударили барабаны и литавры, заиграли трубы. У Петра опустились плечи, сошла багровая краска с лица. Закинувшись, он шумно засмеялся. Лефорт взял его под руку. Тогда Петр обежал глазами гостей и увидел Анхен, - она улыбалась ему блестящими зубками, По плечи голая, точно высунулась навстречу ему из пышного, как роза, платья.

Опять дикое смущение схватило его за горло. Он шел впереди гостей, рядом с Лефортом, к дому, по-журавлиному поднимая ноги. На площадке у крыльца стояли песельники в пунцовых русских рубашках. Они хватили с присвистом плясовую. Один, синеглазый, наглый, выскочил и с приговором: «Ай, дуду-дуду-дуду», - пошел вприсядку, отбивая подковками дробь, щелкая ладонями по песку, с перевертом, с подлетом, завертелся юлой: «И - эх - ты!»

Ай да Алексашка!

Скрипка, альты, гобои и литавры играли на хорах старые немецкие песни, русские плясовые, церемонные менуэты, веселые англезы. Табачный дым клубился в лучах, бивших сквозь круглые окошки двухсветной залы. Захмелевшие гости отпускали такие словечки, что девицы вспыхивали, как зори, румяные красавицы с пышными, как бочки, фижмами и тяжелыми шлепами, хохотали, как сумасшедшие. В первый раз Петр сидел за столом с женщинами. Лефорт поднес ему анисовой. В первый раз Петр попробовал хмельного. Анисовая полилась пламенем в жилы. Он глядел на смеющуюся Анхен. От музыки в нем все плясало, шея раздувалась. Стиснув челюсти, он ломал в себе еще темные ему, жестокие желания. Не слышал, что за шумом кричали гости, протягивая к нему стаканы… У Анхен лукаво сверкали зубы, она не сводила с него прельстительных глаз…

Пир все тянулся, будто день никогда не кончится. Часовщик Пфефер сунул длинный, как морковь, нос в табакерку и принялся чихать, сорвав с себя парик, взмахивал им над лысым черепом. Умора, как это было смешно! Петр раскачивался, опрокидывая длинными руками посуду вокруг себя. Руки до того казались длинны, - стоит потянуться через стол, и можно запустить пальцы в волосы Анхен, сжать ее голову, губами испытать ее смеющийся рот… И опять у него раздувалась шея, тьма застилала глаза.

Когда солнце склонилось за мельницы и в раскрытые окна повеяло прохладой, Лефорт подал руку восьмипудовой мельничихе, фрау Шимельпфениг, и пошел с нею в менуэте. Округло поводя рукой, он встряхивал обсыпанными золотой пудрой локонами, приседал и кланялся, томно закатывал глаза. Фрау Шимельпфениг, удовлетворенная и счастливая, плыла в огромных юбках, как сорокапушечный корабль, разукрашенный флагами. За этой парой двинулись все гости из залы в огород, где в клумбах были выведены цветами вензеля именинника, кусты и деревца перевязаны бантами с цветами из золотой и серебряной бумаги и дорожки разделены шахматными квадратами…

После менуэта завели веселый контрданс. Петр стоял в стороне, грыз ноготь. Несколько раз дамы, низко присев перед ним, приглашали танцевать. Он мотал головой, бурча: «Не умею, нет, не могу…» Тогда фрау Шимельпфениг, сопровождаемая Лефортом, подала ему букет, - это означало, что его выбирали в короли танцев. Отказаться было нельзя. Он покосился на веселые, но твердые глаза Лефорта и судорожно схватил даму за руку. Лефорт на цыпочках вывернутых ног помчался к Анхен и стал с ней напротив Петра для фигуры контрданса. Анхен, держа в опущенных руках платочек, глядела, точно просила о чем-то. Оглушительно звякнула медь литавров, бухнул барабан, запели скрипки, трубы, веселая музыка понеслась в вечереющее небо, пугая летучих мышей.

И опять, как давеча со свиньями, у него все сорвалось, стало жарко, безумно. Лефорт кричал:

Фигура первая! Дамы наступают и отступают, кавалеры крутят дам!

Схватив фрау Шимельпфениг за бока, Петр завертел ее так, что роба, шлеп и фижмы закрутились вихрем. «Ох, мейн готт!» - только ахнула мельничиха. Оставив ее он заплясал, точно сама музыка дергала его за руки и ноги. Со сжатым ртом и раздутыми ноздрями, он выделывал такие скачки и прыжки, что гости хватались за животы, глядя на него.

Третья фигура, - кричал Лефорт, - дамы меняют кавалеров!

Прохладная ручка Анхен легла на его плечо. Петр сразу поджался, буйство затихло. Он мелко дрожал. И ноги уже сами несли его, крутясь вместе с легкой, как перышко, Анхен. Между деревьями перебегали огоньки плошек, зажигаемых пороховой нитью. Сердито шипя, взвилась ракета. Два огненных шнурочка отразились в глазах Анхен.

Со всех концов сада поднимались ракеты. Завертелись огненные колеса, засветились транспаранты. Как пушки, лопались бураки, трещали швермеры, сыпались искряные фонтаны. Сумерки затягивало пороховым дымом. Не сон ли то привиделся в тоскливой скуке Преображенского дворца. Мимо скачками с высокой, как солдат, дамой пронесся дебошан Лефорт. «Купидон стрелами пронзает сердца!» - крикнул он Петру. От разгоряченной от танцев Анхен пахло свежей прелестью. «Ах, Петер, я устала», - еще тоньше простонала она, повисая на его руке. Над головами разорвался швермер, огненные змеи осветили осунувшееся от усталости чудное лицо девушки. Не зная, как это делается, Петр обхватил ее за голые плечи, зажмурился и почувствовал влажное прикосновение ее губ. Но они только скользнули. Анхен вырвалась из рук. С бешеной трескотней разорвались сотни змеек. Анхен исчезла. Из облака дыма вылезла заячья шуба и мочальная голова бахусова посла. Вконец пьяный, Никита Зотов, все еще с чашей в руке, брел, бормоча всякую чушь… Остановился, зашатался.

Сынок, выпей, - и подал Петру чашу. - Пей, все равно пропали мы с тобой… Душу погубили, оскоромились. Пей до дна, твое царское величество, всея Великия и Малыя…

Он хотел погрозить кому-то и повалился в куст. Петр бросил выпитую чашу. Радость крутилась в нем фейерверочным колесом.

Анхен! - крикнул он. Побежал…

Освещенные окна дома, огоньки плошек, транспаранты поплыли кругом. Он схватился за голову, широко раздвинул ноги.

Идем, я покажу, где она, - проговорил сзади в ухо вкрадчивый голос. Это был песельник в пунцовой рубахе, Алексашка Меньшиков с пронзительными глазами. - Девка домой пошла…

Молча Петр побежал за ним куда-то в темноту. Перелезли через забор, нарвались на собак, через изгороди, выскочили на площадь к мельнице перед аустерией. Наверху светилось длинное окошко. Алексашка - шепотом:

Она там. - И бросил в стекло песком. Окно раскрылось, высунулась Анхен, - на плечах платок, вся голова в рожках из бумаги.

Кто там? - спросила тоненько, вгляделась, увидела Петра, затрясла головой: - Нельзя… Идите спать, герр Петер…

Еще милее была она в этих рожках. Захлопнула окно и опустила кружевную занавеску. Свет погас.

Сторожится девка, - прошептал Алексашка. Вгляделся и, крепко обняв Петра за плечи, повел к лавке. - Ты сядь-ка лучше… Я лошадей приведу. Верхом-то доедешь?

Когда он вернулся, ведя в поводу двух оседланных лошадей, Петр все так же сутуло сидел, положив стиснутые кулаки на колени. Алексашка заглянул ему в лицо:

Ты выпил, что ли? - Петр не ответил. Алексашка помог ему сесть в седло, легко вскочил сам и, придерживая его, шагом выехал из слободы. Над лугами стелился туман. Пышно раскинулись осенние звезды. В Преображенском уже кричали, петухи. Ледяная рука Петра, вцепившись в Алексашкино плечо, застыла, как неживая. Около дворца он вдруг выгнул спину, стал закидываться, ухватил Алексашку за шею, прижался к нему. Лошади остановились. У него свистело в груди, и кости трещали.

Держи меня, держи крепче, - хриповато проговорил он. Через небольшое время руки его ослабли. Вздохнул со стоном: - Поедем… Не уходи только… Ляжем вместе…

У крыльца подскочил Волков.

Государь! Да, господи… А мы-то…

Подбежали стольники, конюхи. Петр сверху пхнул ногой в эту кучу, слез сам и, не отпуская Алексашку, пошел в хоромы. В темном переходе закрестилась, зашуршала старушонка, - он толкнул ее. Другая, как крыса, шмыгнула под лестницу.

Постылые, шептуньи, чтоб вас разорвало, - бормотал он.

В опочивальне Алексашка разул его, снял кафтан. Петр лег на кошму, велел Алексашке лечь рядом. Прислонил голову ему к плечу. Помолчав, сказал:

Быть тебе постельничим… Утром скажешь дьяку, - указ напишет… Весело было, ах, весело… Мейн либерготт.

Спустя немного времени он всхлипнул по-ребячьи и заснул.

. Ибо сказано в Писании: вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится.

Итак, говорит, «отложив всякую злобу и всякое коварство, и лицемерие, и зависть, и всякое злословие» . Этими немногими словами он обнимает все множество и разнообразие зла. Ибо возрожденные к нетленной жизни не должны впадать в сети злобы и предпочитать несуществующее действительному. Ибо зло не есть сущность, но заключается в погрешности рожденной сущности. А большое различие между жизнью самоличной и тем, что только сопривходит к ней. Они, говорит, должны явиться свободными от коварства и лицемерия и зависти и всякого злословия. Ибо коварство и злословие далеки от истины и проповеданного вам учения. Коварство ищет погибели обманываемого им, лицемерие преуспевает в разности с действительностью, между тем спасительное учение, которым вы оглашены, преуспевает в противоположном. А какое место в вас зависти и злословию, – в вас, которые, связуясь неразрывным союзом братолюбия, можете не потерпеть вреда ни от кого из разлучающих вас? Что зависть и злословие служат причиной ссоры и взаимной ненависти, этого не знает разве тот, кто не знает печальной истории Каина, который через зависть разорвал братский союз, затем впал в коварство, лицемерие и убийство (). А что завистливый нечист от злословия, в этом можно удостовериться из примера братьев Иосифа, которые весьма много наговаривали на него отцу своему (). Посему, говорит, очистившись от всех этих зол, приступите как новорожденные младенцы, «ибо таковых , – сказал Господь, – есть Царствие Божие» (). И, питаясь бесхитростным учением, растите в «меру полного возраста Христова» (); «Ибо вы вкусили» , то есть чрез упражнение в священных заповедях евангельских вы осязательно узнали, сколь благо это учение. А чувство в деле знания сильнее всякого слова, как и испытываемое на деле приятнее всякого слова. Итак, опытно познав на себе благость Господа, и сами показывайте доброту и милость друг другу, и возложите себя на живой краеугольный камень, человеками отверженный, но Богом почтенный и избранный, и сущий и пророками предсказанный. Теснее дружитесь между собой чрез единение любви, и сочленяйтесь в полноту духовного дома, нимало не заботясь о презрении со стороны людей, потому что ими отвержен и краеугольный камень – Христос. Достигнув единомыслия между собой, и устроивши из себя духовный дом, и приобретши святое священство, приносите жертвы духовные. И не думайте, что можете приносить Богу жертвы непорочные тогда, когда не храните между собой союза любви. Воздевайте, сказано, «чистые руки без гнева и сомнения» (); как же желающий соединиться с Богом чрез молитву достигнет сего, когда сам отторгает себя от своего брата чрез гнев и злые сомнения?

. Итак Он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, который отвергли строители, но который сделался главою угла, камень претыкания и камень соблазна,

. о который они претыкаются, не покоряясь слову,

Ранами Его вы исцелились.

. Ибо вы были, как овцы блуждающие (не имея пастыря), но возвратились ныне к Пастырю и Блюстителю душ ваших.

Когда, по приказанию Пилата, Его бичевали, то Он на теле Своем вынес и раны от ударов.

Комментарии к главе 2

ВВЕДЕНИЕ К ПЕРВОМУ ПОСЛАНИЮ ПЕТРА

Первое послание Петра относится к тем новозаветным посланиям, которые получили название соборных посланий. Было предложено два объяснения такого названия.

1. Высказывалось предположение, что эти послания были адресованы всей Церкви вообще, в отличие от посланий Павла, адресованных отдельным церквам. Но это не совсем так. Послание Иакова адресовано определенной, хотя и очень разбросанной общине: двенадцати коленам, находящимся в рассеянии (Иак. 1,1). Не нужно также долго доказывать, что Второе и Третье послания Иоанна адресованы конкретным общинам. Хотя в Первом послании Иоанна не указан конкретный адресат, оно, совершенно определенно, написано с учетом потребностей конкретной общины и грозящих ей опасностей. Первое послание Петра само по себе адресовано пришельцам, рассеянным в Понте, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии (1 Пет. 1,1) . Хотя соборные послания и обращены к более широкому кругу, чем послания Павла, тем не менее не стоит полагать, что они были написаны для всей Церкви, поскольку речь идет о конкретных общинах.

2. Согласно другому объяснению, эти послания получили название соборных потому, что они были приняты как Священное Писание всей Церковью, в отличие от той массы посланий, которые имели лишь местное и временное значение, но не признавались как Священное Писание. В период написания рассматриваемых посланий в Церкви имело место нечто вроде бума в написании посланий. Многие из написанных тогда посланий сохранились до наших дней - такие как послание епископа римского Климента коринфянам, послание Варнавы, послания епископа антиохийского Игнатия и послания Поликарпа. Все они пользовались большим уважением в церквах, которым они были написаны, но никогда не признавались всей Церковью того времени как соборные послания. Соборные же послания постепенно заняли место в Священном Писании и были приняты всей Церковью. Отсюда они и получили свое название.

ПРЕКРАСНОЕ ПОСЛАНИЕ

Пожалуй верно, что из всех соборных посланий более всех известно именно Первое послание Петра: его любят больше всех и читают больше всего. Его очарование никогда не подвергалось сомнению. Английский богослов Моффат писал о нем так: "Очаровательный пастырский дух светится в любом переводе греческого текста". "Нежное, любящее, скромное, простое", - эти четыре определения дал Ицхак Уалтон посланиям Иакова, Иоанна и Петра, но в первую очередь они относятся к Первому посланию Петра. Оно дышит пастырской любовью и сердечным стремлением помочь людям, которые подвергались гонениям и которых впереди ожидало еще много худшее. "Лейтмотив послания, - сказал Чоффат, - призыв сохранять стойкость в поведении и простоту характера".

Первое послание Петра называли также самым трогательным произведением эпохи гонений на христиан. И до сего дня оно является одним из самых доступных и понятных в Новом Завете и не утратило своей обаятельности.

СОМНЕНИЯ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

До недавнего времени мало кто высказывал сомнения относительно подлинности Первого послания Петра. Французский писатель Жозеф Ренан, автор "Истории происхождения христианства", несомненно, неконсервативный критик, так писал о нем: "Первое послание Петра - одно из самых древних в Новом Завете произведений, которое почти единодушно признается подлинным". Но в последнее время авторство Петра стали широко оспаривать. В опубликованном в 1947 г. комментарии Ф. У. Вир идет даже дальше: "Не может быть сомнения в том, что Петр - это псевдоним". Другими словами, Ф. У. Вир нисколько не сомневается в том, что это послание написал под именем Петра кто-то другой. Мы честно рассмотрим эту точку зрения, но сперва изложим традиционную точку зрения, которую мы сами принимаем без всяких колебаний, а именно, что Первое послание Петра было написано из Рима самим апостолом Петром около 67 г., в эпоху непосредственно после первых гонений на христиан при императоре Нероне, и адресовано христианам, жившим в указанных в нем провинциях Малой Азии. Что говорит в пользу этой ранней датировки и, следовательно, в пользу того, что автором его был Петр?

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Из самого послания видно, что одна из главных заключенных в нем мыслей - это мысль о Втором Пришествии Христа. Хранить христиан ко спасению, которое откроется в последнее время (1,5). Те, кто сохранит свою веру, будут избавлены от грядущего судного дня (1,7) . Христиане должны уповать на благодать, которая будет дана им в явлении Христа (1,13) ; день посещения Бога не за горами (2,12) , близок всему конец (4,7) . Те, кто участвует в Христовых страданиях, будут и радоваться с Ним в явлении славы Его (4,13) ; ибо время начаться суду с дома Божия (4,17) . Автор послания уверен в том, что он - соучастник в славе, которая должна открыться (5,1) , а когда явится Пастыреначальник, верные христиане получат венец славы (5,4) .

Идея о Втором Пришествии доминирует в послании с самого начала и до конца как побуждающий мотив быть твердым в вере, доблестно стойкими в грядущих страданиях и соблюдать нормы христианской жизни.

Было бы несправедливо сказать, что мысль о Втором Пришествии когда-либо вообще исчезла из христианской веры, но она переставала доминировать в ней по мере того, как шли годы, а Христос не возвращался. Так, например, примечательно, что в Послании к Ефесянам, одном из последних посланий Павла, о нем вовсе не упоминается. На основании этого разумно считать, что Первое послание Петра относится к раннему периоду, к эпохе, когда христиане еще жили ожиданием возвращения их Господа в любой момент.

ПРОСТОТА ОРГАНИЗАЦИИ

Совершенно очевидно, что Первое послание Петра было написано в эпоху, когда церковная организация была очень проста. В нем не упоминаются ни епископы, которые начинают упоминаться в Пастырских посланиях и становятся особенно известными в посланиях епископа антиохийского Игнатия в первой половине второго столетия. Из церковных руководителей упоминаются только пастыри. "Пастырей ваших умоляю я, сопастырь" (5,1) . С учетом этого тоже разумно предположить, что Первое послание Петра относится к ранней эпохе.

БОГОСЛОВИЕ В РАННЕЙ ЦЕРКВИ

Примечательней же всего тот факт, что богословский аспект Первого послания Петра соответствует богословию ранней Церкви. В тщательно проведенном исследовании И. Т. Селвин неопровержимо доказал, что богословские идеи, заложенные в Первом послании Петра полностью совпадают с теми идеями, которые получили отражение в записанной проповеди Петра в первых главах книги Деяний святых Апостолов.

В ранней Церкви проповедование основывалось на пяти главных идеях. Их сформулировал англичанин Додд, чем внес значительный вклад в изучение Нового Завета. На этих пяти идеях строились все службы в ранней Церкви, которые записаны в книге Деяний святых Апостолов; эти идеи лежат также в основе мировоззрения всех авторов Нового Завета. Краткое изложение этих фундаментальных идей получило название керигма , что значит извещение или официальное объявление, сделанное вестником .

Это те фундаментальные идеи, которые Церковь провозглашала в свои первые дни. Если мы рассмотрим их в отдельности, одну за другой, и установим в каждом конкретном случае, во-первых, какое отражение они получили в ранних главах книги Деяний святых Апостолов и, во-вторых, в Первом послании Петра, то сделаем важное открытие: основные идеи богослужений и проповедей в молодой Церкви и богословская часть Первого послания Петра совершенно одинаковы. Мы, конечно, не станем утверждать, что проповеди в книге Деяний святых Апостолов представляют собой дословную запись произнесенных тогда проповедей, но мы считаем, что в них правильно передана сущность вести первых проповедников.

1. День исполнения наступает, век Мессии наступил. Это последнее слово Божие. Устанавливается новый порядок в новом братстве (Деян. 2,14-16; 3,12-26; 4,8-12; 10,34-43; 1 Пет. 1,3.10-12; 4,7).

2. Новый век наступил через жизнь, смерть и возрождение Иисуса Христа, которые есть прямое исполнение ветхозаветных пророчеств и, тем самым, следствие определенного плана и предвидения Божия (Деян. 2,20-31; 3,13.14; 10,43; 1 Пет. 1,20.21).

3. Через Воскресение Иисус был вознесен одесную Бога и Он - мессианская глава нового Израиля (Деян. 2,22-26; 3,13; 4,11; 5,30.31; 10,39-42; 1 Пет. 1,21; 2,7.24; 3,22).

4. Цепь мессианских событий вскоре достигнет своего завершения, когда Иисус вернется в славе и будет суд живых и мертвых (Деян. 3,19-23; 10,42; 1 Пет. 1,5.7.13; 4,5.13.17.18; 5,1.4).

5. Все это служит основанием для того, чтобы призвать людей к раскаянию и предложить им прощение и Святого Духа и обетование жизни вечной (Деян. 2,38.39; 3,19; 5,31; 10,43; 1 Пет. 1,13-25; 2,1-3; 4,1-5).

На этих пяти пунктах зиждется здание проповедования в раннехристианской Церкви, как свидетельствуют нам записи ранних проповедей Петра в первых главах книги Деяний святых Апостолов. Эти же мысли доминируют в Первом послании Петра. Их аналогия настолько соответствует, что мы совершенно ясно узнаем один почерк и один дух.

ЦИТАТЫ У ОТЦОВ ЦЕРКВИ

Можно привести еще одно доказательство в пользу ранней датировки Первого послания Петра: отцы Церкви и проповедники начинают цитировать его очень рано. Впервые Первое послание Петра цитирует с указанием названия Ириней, впоследствии епископ лионский, живший с 130 по 202 год. Он дважды цитирует 1Пет. 1,8, "Которого не видевши любите, и Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною", и один раз в 1 Пет. 2,16 как указание не употреблять свободу для прикрытия зла. Но еще и до того отцы Церкви цитировали Первое послание Петра без указания его имени. Климент Римский писал где-то в 95 г. о "драгоценной крови Христа"; эта необычная фраза вполне могла иметь своим источником заявление Петра о том, что мы искуплены драгоценною кровию Христа (1,19) . Поликарп епископ смирнский и ученик Иоанна, умерший мученической смертью в 155 г. постоянно цитирует Петра, не называя, однако, его по имени. Приведем три отрывка, чтобы показать, как точно он передает слова Петра. "Для чего, перепоясавши чресла, служите Богу в страхе... веруя в Него, Который воскресил нашего Господа Иисуса Христа из мертвых и дал ему славу" (Поликарп, "К Филиппийцам" 2,1). "Посему (возлюбленные), препоясавши чресла ума вашего... уверовавших чрез Него в Бога, Который воскресил Его из мертвых и дал Ему славу" (1 Пет. 1,13.21). "Иисус Христос, Который обнажил грехи наши в Своем теле на древе, Который не согрешил и не было лести в устах Его" (Поликарп 8,1). "Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его" (1 Пет. 2,22.24) . "Говорите безупречно среди язычников" (Поликарп 10,2). "И провождать добродетельную жизнь между язычниками" (1Пет. 2,12) .

Нет никакого сомнения в том, что Поликарп цитирует Петра, хотя и не называет его по имени. Ведь для того, чтобы книга завоевала такой авторитет и известность, что ее цитируют почти бессознательно, чтобы ее язык слился с языком Церкви, для этого нужно время. Это опять же указывает на раннее происхождение Первого послания Петра.

ПРЕВОСХОДНЫЙ ГРЕЧЕСКИЙ

Однако, отстаивая авторство Петра на это послание, нельзя закрывать глаза на одну проблему - на превосходный греческий язык, которым оно написано. Кажется невероятным, что оно может принадлежать галилейскому рыбаку. Исследователи Нового Завета единодушны в восхвалении греческого, которым оно написано. Ф. У. Вир пишет: "Это послание, вне всякого сомнения - произведение образованного человека, писателя, сведущего в тонкостях риторики, владеющего богатым и научным словарным запасом; он стилист, и не просто средней руки, его греческий язык принадлежит к лучшим в Новом Завете образцам: мягкий и более литературный, чем греческий язык высокообразованного Павла". Моффат говорит о "гибкости языка" этого послания и о "любви к метафорам" его автора. Другой ученый говорит, что Первое послание Петра не имеет себе равных в Новом Завете по "великолепию и выдержанности ритма". Еще один ученый сравнивал определенные места в Первом послании Петра с произведениями греческого риторика Фукидида. Язык Первого послания Петра сравнивали по нежности с языком греческого драматурга Еврипида и с языком Эсхила по способности создавать новые сложные слова. Трудно, если даже вовсе невозможно, представить себе, чтобы Петр писал таким языком.

Послание само дает ключ к решению этой проблемы. В кратком завершающем отрывке Петр сам говорит: "Сие кратко написал я вам чрез Силуана" (1 Пет. 5,12) . Через Силуана - диа Силуану - необычное выражение. Оно значит, что Силуан был доверенным лицом Петра при написании этого письма; это значит, что он был больше, нежели просто стенографистом Петра.

Давайте рассмотрим это с двух точек зрения. Во-первых, спросим себя, что мы знаем о Силуане. (Более полное обоснование приведено в комментарии к 1 Пет. 5,12 . Наиболее вероятно, что это то же лицо, что и Силуан в посланиях Павла и Сила в книге Деяний святых Апостолов, так как Сила - это сокращенная и более обычная форма от Силуана. Исследование этих отрывков показывает, что Сила был не простым человеком, а ведущей фигурой в жизни и совете молодой Церкви.

Он был пророком (Деян. 15,32) ; одним из начальствующих между братьями на совете в Иерусалиме и одним из двух избранных для вручения совета церкви в Антиохии (Деян. 15,22.27). Он был избран Павлом для второго миссионерского путешествия и сопровождал Павла как в Филиппах, так и Коринфе (Деян. 15,37-40; 16,19.25.29; 18,5; 2 Кор. 1,19) . Он фигурирует в приветствиях и в Первом и Втором посланиях апостола Павла к Фессалоникийцам (1 Фес. 1,1; 2 Фес. 1,1) ; он был римским гражданином (Деян. 16,37).

Таким образом, Силуан был заметной фигурой в раннехристианской Церкви, он был скорее не помощником, а сотрудником Павла; а коль скоро он был римским гражданином, то, по крайней мере, возможно, что он был образованным и культурным человеком, что, конечно, было недоступно Петру.

А теперь давайте посмотрим на это дело с другой стороны. Когда Петр, как миссионер, хорошо говоривший на языке своих слушателей и читателей, но не очень хорошо писавший, посылал своим собратьям послания, он имел две возможности: написать его так, как он это мог, а потом дать его человеку, который хорошо владеет языком, чтобы исправить возможные ошибки и пригладить стиль; или же, если у него есть сотрудник, отлично владеющий языком и которому он мог полностью доверять, изложить ему суть своего послания - все, что он хочет поведать своим читателям, о тем, чтобы коллега изложил это в письменной форме.

Мы можем вполне представить себе, что именно такова была роль Силуана при написании Первого послания Петра: он изложил своими словами все сказанное Петром, после чего Петр прочитал изложенное и прибавил от себя абзац.

Мысли в послании - Петра, а стиль - Силуана и, таким образом, хотя оно и написано прекрасным греческим языком, нет необходимости утверждать что автором его не является сам апостол Петр.

АДРЕСАТЫ ПОСЛАНИЯ

Послание было написано изгнанниками (христианин всегда лишь временный житель на земле), рассеянным по побережью Черного моря; в Понте, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии.

Почти каждое из этих слов имело двойное значение: так назывались сперва древние царства, а потом - римские провинции на месте древних царств. Территории древних царств и римских провинций не всегда точно совпадали. Так, не было римской провинции Понт, а бывшего царства Митридата, часть которого вошла в римскую провинцию Вифинию, а часть в Галатию. Галатия когда-то была галльским царством, которое охватывало лишь три города: Анкира, Песинус и Тавиум, но римляне расширили ее до большого административного района, включавшего части Фригии, Писидии и Ликаонии. Царство Каппадокия практически в своих прежних границах стало римской провинцией в 17 г. после Р. Х. Асией называлось царство, которое его последний царь Атталус III в 133 г. до Р. Х. завещал в качестве дара Риму. Оно занимало центральную часть полуострова Чалая Азия и граничило на севере с Вифинией, на юге с Ликидией, на востоке с Фригией и Галатией.

Остается неясным, почему выбраны были именно эти районы, но одно ясно - они охватывали обширную область с очень большим населением, и тот факт, что все они перечислены - это одно из важных доказательств огромной миссионерской работы, проводившейся молодой Церковью помимо миссионерской деятельности Павла.

Все эти районы расположены на северо-востоке полуострова Малая Азия. Почему они названы в этом порядке, и почему они названы вместе - остается для нас загадкой. Но уже один взгляд на карту показывает, что человек, везший это послание - а это вполне мог быть Силуан - приплыв из Италии и высадившись в порту Синопа на северо-восточном побережье Малой Азии, мог последовательно объехать эти страны в указанном порядке и снова вернуться в порт Синопа.

Из самого послания ясно, что адресовано оно было, в основном, язычникам. В послании вообще не затрагиваются проблемы закона, что всегда имеет место, если среди адресатов есть иудеи.

Те, кому адресовано послание, поступали по воле языческой (1,14; 4,3.4) ; это больше подходит язычникам, нежели иудеям. Прежде они не были народом, были непомилованные, а ныне - народ Божий (2,9.10) . Имя, которым Петр называет себя, тоже указывает на то, что послание было адресовано язычникам, потому что Петр - греческое имя. Павел называет его Кифой (1 Кор. 1,12; 3,22; 9,5; 15,5; Гал. 1,18; 2,9.11.14) ; среди иудеев он был известен как Симон (Деян. 15,14) , этим же именем он называет себя во Втором послании Петра (1,1) . Коль скоро он употребляет здесь свое греческое имя, он писал грекам.

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, СВЯЗАННЫЕ С НАПИСАНИЕМ ПОСЛАНИЯ

Это послание было написано в эпоху, когда христиане начали подвергаться гонениям. Христианам приходится терпеть от различных искушений (1,6) , на них злословят, как на злодеев (3,16) , им посылается для испытания огненное искушение (4,12) , в страданиях они должны предавать себя Богу (4,19) , они страдают за правду (3,14) ; такие же страдания терпят их братья во всем мире (5,9) . За этим посланием стоят испытания, кампания злословия и страданий ради Христа. Можем ли мы определить, когда это было?

Было время, когда христианам не приходилось особенно опасаться преследований со стороны римского правительства. Из книги Деяний святых Апостолов видно, что Павла неоднократно спасают от ярости иудеев и язычников римские чиновники, солдаты и официальные лица. Как выразился английский историк Гиббон, чиновники в языческих странах оказывались самой надежной защитой от ярости тех, кто сплотился вокруг синагоги. Дело в том, что в самом начале римское правительство не видело различия между христианами и иудеями. В пределах римской империи иудаизм был так называемой религией лицита - разрешенной религией и иудеи имели полную свободу поклоняться Богу по своим обычаям. Нельзя сказать, что иудеи не пытались просветить римлян в этом вопросе; они это делали, например, в Коринфе (Деян. 18,12-17). Но одно время римляне видели в христианах лишь одну из сект иудаизма и потому не досаждали им.

Все изменилось в эпоху правления императора Нерона, и мы можем почти детально проследить все. 19 июля 64 г. разразился великий пожар Рима. Риму, городу с узкими улочками и высокими деревянными строениями, грозила опасность оказаться совершенно стертым с лица земли; огонь бушевал три дня и три ночи, был погашен и потом разгорелся снова с удвоенной силой. Население Рима нисколько не сомневалось в том, кто несет ответственность за пожар и возлагало вину за все на императора. Император Нерон был одержим страстью строить и потому римляне считали, что он умышленно предпринял шаги к уничтожению города, чтобы построить его заново. Вину Нерона достоверно установить невозможно, но вполне достоверно, что он наблюдал за бушевавшим огнем с Меценатовой башни и выражал свое восхищение великолепием пламени. Говорили, что людям, пытавшимся гасить огонь, умышленно мешали и что видели людей, зажигавших огонь снова, когда он был готов угаснуть. Римляне были подавлены. Исчезли древние межевые знаки и усыпальницы предков, погибли храм Луны, Ара Максима, большой жертвенник, храм Юпитера, капище Весты, сами их домашние боги; все были бездомны и "братьями по несчастью".

Люди был крайне возмущены, и Нерону пришлось искать козла отпущения, чтобы отвести подозрение от себя. Этим козлом отпущения сделали христиан. Римский историк Тацит так передает это в "Анналах" 15,44. "Ни человеческая помощь в виде даров императора, ни попытки умиротворить богов не могли заглушить зловещие слухи, о том, что огонь был зажжен по приказу Нерона. И потому, чтобы рассеять слухи, он возложил вина на группу людей, которым простой народ дал имя "христиане", и которых ненавидели за совершаемые ими мерзости. Основатель этой секты, некто по имени Христос был казнен Понтием Пилатом во время царствования Тиберия, и ужасное суеверие, хотя и было на какое-то время подавлено, разрослось вновь не только в Иудее, где эта чума зародилась, но даже в Риме, где собирается и практикуется все постыдное и ужасное".

Совершенно очевидно, что у Тацита не было сомнений в том, что христиане неповинны в пожаре Рима и что Нерон выбрал их просто в качестве козла отпущения.

Как могло случиться, что Нерон выбрал именно христиан и почему было вообще возможно предположить что они могут быть повинны в пожаре Рима? На это можно дать два ответа.

1. Христиане уже были жертвою клеветы.

а) В народе их связывали с иудеями. Антисемитизм - вещь не новая, и потому римской толпе было нетрудно связать с христианами, т.е. иудеями, какое угодно преступление.

б) Тайная вечеря проводилась в тайне, по крайней мере в определенном смысле: на нее имели доступ только члены Церкви. А некоторые связанные с нею выражения, как-то: "вкушать чье-то тело" и "пить чью-то кровь" давали достаточно пищи злословию язычников; этого было достаточно, чтобы пошли слухи о том, будто христиане - людоеды. Временами слухи разрастались, говорили, что христиане убили и съели язычника или новорожденного. Христиане приветствовали друг друга поцелуем любви (1 Пет. 5,14) ; собрание христиан носило название агапе - пир любви; этого было достаточно, чтобы пошли слухи о том, что собрания христиан - это порочные оргии.

в) Христиан всегда обвиняли в том, что они "разрушали семейные связи". В этом была определенная доля истины, потому что христианство действительно становилось мечом, раскалывавшим семьи, когда одни члены семьи становились христианами, а другие нет. Религия, раскалывавшая семьи на враждебные лагеря, неизбежно должна стать непопулярной.

г) Христиане говорили о наступлении такого дня, когда мир погибнет в пламени. Должно быть, язычники слышали многих христианских проповедников, говоривших о гибели в огне всего сущего (Деян. 2,19.20 ). Нетрудно было возложить вину за пожар на людей, говоривших такие вещи. Было и много другого, что можно было бы ложно обратить против христиан, если кто-либо хотел злостно отомстить им.

2. История повествует, что много благородных женщин Рима обратилось к иудаизму. Иудеи же, не колеблясь, использовали таких женщин, натравливая их супругов на христиан. Прекрасный пример такого поведения мы видим в том, что произошло с Павлом и его спутниками в Антиохии Писидийской. Именно через таких женщин действовали тогда иудеи против Павла (Деян. 13,50) . Двое из дворцовых приближенных императора Нерона, были иудейскими прозелитами: Алетур - любимый артист Нерона, и Поппея - его вторая жена. Вполне возможно, что иудеи оказали через них влияние на Нерона с тем, чтобы он предпринял действия против христиан.

Как бы там ни было, вину за пожар возложили на христиан и на них начались дикие гонения. Огромными массами христиане погибали ужасной садистской смертью. По приказам Нерона христиан обмазывали смолой и зажигали, превращая их в живые факелы для освещения его садов; их зашивали в шкуры диких зверей и травили охотничьими собаками, которые разрывали их живыми на части.

Римский историк Тацит пишет об этом так; "Их смерть сопровождалась самыми различными издевательствами. Собаки разрывали их, покрытых звериными шкурами, их прибивали гвоздями к крестам или предавали огню, чтобы они служили для ночного освещения, когда угасал дневной свет. Нерон предоставил свои сады для такого зрелища. Он сам готовил зрелище в цирке, переодевшись возничим и смешавшись с толпой или стоя в стороне на колеснице. Так что даже по отношению к преступникам; заслуживающим крайнего и показательного наказания, пробудилось чувство сострадания; ибо христиан уничтожали вовсе не ради общественного блага, как это могло показаться, а чтобы утолить жестокость одного человека" ("Анналы" 15,44).

Этот же ужасный рассказ приведен еще у одного христианского историка - Сульиция Севера в его "Хронике". "Тем временем - а число христиан очень выросло - случилось так, что Рим был уничтожен пожаром. Нерон находился в то время в Антии. Но общее мнение возложило ненависть за пожар на императора, а все считали, что он таким образом жаждала стяжать себе славу строительством новой столицы. Нерон, как он ни пытался, не мог уйти от обвинений в том, что пожар устроен по его распоряжению. И он обратил обвинения против христиан, и потому самые страшные пытки обрушились на невинных. Были изобретены новые виды смерти: так люди, зашитые в звериные шкуры, погибали, пожираемые собаками, иные были распинаемы на кресте или убиваемы огнем; многих же использовали вот для какой цели: когда день подходил к закату, они должны были погибать, служа для освещения ночью. Таким образом по отношению к христианам была проявлена дикая жестокость, впоследствии их религия была запрещена законами, и в дальнейшем христианство постоянно объявлялось вне закона".

Эти гонения, правда, сперва ограничивались Римом, но они открыли путь к гонениям в других местах. Английский богослов Моффат пишет так: "Когда нероновская волна прошла по Риму, брызги ее упали на далекие провинциальные берега; публичность пыток сделала христиан известным по всей империи, вскоре его услышали жители провинций, и если они когда-либо пожелают сделать нечто подобное с неверными императору христианами, им нужно только получить одобрение проконсула и выбрать в качестве жертвы выдающегося ученика".

С тех пор христианам всегда грозила опасность. Толпы в римских городах знали о том, что произошло в Риме; кроме того, постоянно циркулировали клеветнические истории о христианах. Были времена, когда толпа жаждала крови и многие правители потакали ее кровожадным вкусам. Христианам грозил не римский суд, а самосуд.

Опасность была постоянной, годы могли пройти спокойно, но вдруг какая-то искра вызывала взрыв и с ним ужас. Вот в такое время и было написано Первое послание Петра и перед лицом этих событий Петр призывает людей надеяться, мужаться и жить той прекрасной христианской жизнью, которая одна может показать всю лживость распространяемой против них клеветы, лежащей в основе направленных против христиан законов. Первое послание Петра было написано не против какой-то богословской ереси, а для того, чтобы пред лицом опасностей вдохнуть мужество в сердца верующих.

СОМНЕНИЯ

Мы в полной мере изложили аргументы в пользу того, что Петр действительно является автором послания, носящего его имя. Но, как мы уже говорили, довольно многие хорошие ученые считали, что это произведение не может принадлежать ему. Хотя мы не разделяем этих сомнений, ради справедливости, мы излагаем ниже эту точку зрения в том виде, как она изложена в главе о Первом послании Петра в книге Б. Г. Стритера "Молодая Церковь".

СТРАННОЕ МОЛЧАНИЕ

Бигг пишет: "Ни одна книга в Новом Завете не засвидетельствована раньше, лучше и основательнее, чем Первое послание Петра". Евсевий - великий ученый и историк Церкви, живший в четвертом столетии - приводит Первое послание Петра среди книг, признанных всеми в ранней Церкви как часть Священного Писания (Евсевий: "История Церкви" 3,25.2), но здесь кое-что нужно отметить.

а) Для подтверждения того, что Первое послание Петра было признано всеми, Евсевий приводит цитаты из древних авторов, чего он никогда не делает, говоря о Евангелиях и посланиях Павла. Уже сам этот факт, что по отношению к Первому посланию Петра Евсевий был вынужден привести эти свидетельства, указывает на то, что он чувствовал необходимость обосновать свои высказывания, в то время как по отношению к другим книгам Нового Завета такой необходимости не существовало. Были ли у самого Евсевия какие-то сомнения? Или были такие люди, которых нужно было убедить? Может быть, всеобщее признание Первого послания Петра не было столь единодушным?

б) В книге "Канон Нового Завета" Уэсткотт подчеркнул, что хотя в ранней Церкви никто не оспаривал права Первого послания Петра на место в Новом Завете, но цитирует его лишь немногие отцы Церкви, и что еще более удивительно, лишь вовсе немногие отцы ранней Церкви на западе и в Риме. Так, например, Тертуллиан цитировал Священное Писание очень часто. У него есть 7258 цитат из Нового Завета и из них лишь две из Первого послания Петра. Но, если это послание написал Петр, да еще в Риме, можно было бы ожидать, что оно было хорошо известно в западной церкви.

в) Древнейшим из известных официальных списков книг Нового Завета является Мураториев канон, получивший свое название от имени открывшего его кардинала Муратори. Это официальный список книг Нового Завета, принятых Церковью в Риме около 170 года. И вот, как это ни странно, в нем вовсе нет Первого послания Петра. Могут утверждать, что Мураториев канон, в том виде как он дошел до нас, испорчен, и что первоначально в нем могло быть указание на Первое послание Петра. Но такой довод в значительной степени опровергает следующее соображение.

г) Первое послание Петра до 373 г. отсутствовало и в Новом Завете сирийской церкви. Оно вошла туда лишь после создания около 400 г. сирийской версии Нового Завета, известной под названием Пешито . Нам известно, что Церюзи, говорившей на сирийском языке, книги Нового Завета принес из Рима Татиан, когда он в 172 г. отправился в Сирию и основал церковь в Едессе. Поэтому могут утверждать, что Мураториев канон, в том виде как он дошел до нас, правилен и что до 170 г. Первое послание Петра не входило в Новый Завет римской церкви. А ведь это удивительно, если его написал Петр, да еще в Риме.

Если собрать все эти факты, складывается впечатление, что в связи с Первым посланием Петра имели место какие-то странные умалчивания и что оно не так прочно засвидетельствовано, как это полагали раньше.

ПЕРВОЕ ПОСЛАНИЕ ПЕТРА И ПОСЛАНИЕ К ЕФЕСЯНАМ

Кроме того, существует определенная связь между Первым посланием Петра и Посланием к Ефесянам. Между ними существует много близких параллелей в мыслях и в их выражении, для демонстрации чего мы выбрали несколько примеров. "Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых" (1 Пет. 1,3) . "Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах" (Еф. 1,3) . "Посему (возлюбленные), препоясав чресла ума вашего, бодрствуя, совершенно уповайте на подаваемую вам благодать в явлении Иисуса Христа" (1 Пет. 1,13). "Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности" (Еф. 6,14). "(Иисуса Христа) предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас" (1 Пет. 1,20) . "Так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира" (Еф. 1,4). "(Иисуса Христа), Который, восшед на небо, пребывает одесную Бога, и Которому покорились Ангелы и власти и силы" (1 Пет. 3,22). "(Он)... воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах, превыше всякого начальства, власти и силы" (Еф. 1,20.21).

Кроме того, следует отметить большое сходство в наставлениях рабам, мужьям и женам в обоих посланиях.

Высказывалось предположение, что в Первом послании Петра цитируется Послание к Ефесянам. Хотя Послание к Ефесянам и было написано в 64 г., но собраны и изданы послания Павла были лишь около 90 года. Если Петр тоже писал в 64 г., как мог он знать Послание к Ефесянам?

На это можно дать несколько ответов.

а) Наставления рабам, мужьям и женам являлись по сути обычными нравственными наставлениями всем новообращенным во всех христианских церквах. Петр вовсе не заимствовал их у Павла; оба они черпали их из общего источника.

б) Все приведенные сходные места могут вполне объясняться тем, что в раннехристианской Церкви определенные фразы и мысли носили всеобщий характер. Так, например, фраза "Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа" была частью лексикона ранней Церкви, который знали и которым пользовались и Петр и Павел, не думая вовсе о заимствовании.

в) Даже если и имело место заимствование, это еще не доказывает, что оно происходило из Послания к Ефесянам в Первое послание Петра. Вполне возможно, что заимствование шло наоборот, потому что Первое послание Петра написано намного проще, чем Послание к Ефесянам.

г) И, наконец, Петр возможно и позаимствовал из Послания к Ефесянам, если оба апостола находились в Риме в одно и то же время и Петр видел Послание Павла к Ефесянам до его отправки в Малую Азию и обсуждал с Павлом изложенные в нем идеи.

Утверждение о том, что Первое послание Петра было намного позже написано, потому что в нем цитируется Послание к Ефесянам, кажется нам необоснованным, неопределенным, и даже ошибочным.

СОПАСТЫРЬ ВАШ

Возражение высказывалось и в связи с тем, что Петр, мол, не мог написать такое предложение: "Пастырей ваших умоляю я, сопастырь" (1 Пет. 5,1) . Утверждали, что Петр не мог назвать себя пастырем. Он был апостолом и у него были совершенно иные, нежели у пастырей, функции. Апостол отличался тем, что его деятельность и власть не ограничивались какой-то одной церковной общиной; его писания и указания расходились по всей Церкви, а пастырь был руководителем отдельной церковной общины.

И это совершенно справедливо. Но надо помнить, что среди иудеев наибольшим почетом пользовались именно пастыри. Пастыри пользовались уважением всего общества и от него общество ждало решающей помощи в решении своих проблем и справедливости при решении своих споров. Петр, как иудей, вовсе не посчитал бы неуместным назваться пастырем; называя же себя так, он по-видимому, стремился избежать необходимости заявлять свои права и власть, неразрывно связанные с титулом апостола, и любезно и учтиво ставил себя на одну доску с людьми, которым он писал.

СВИДЕТЕЛЬ СТРАДАНИЙ ХРИСТОВЫХ

Возражения высказываются и в связи с тем, что Петр не мог называть себя свидетелем страданий Христовых, потому что сразу после ареста Христа в Гефсиманском саду все Его ученики оставили Его и бежали (Мат. 26,56). За исключением Его любимого ученика никто из них не был свидетелем Распятия (Иоан. 19,26) . Петр мог назвать себя свидетелем Воскресения и, действительно, это входило в звание апостола (Деян. 1,22), а свидетелем Распятия он не был. Петр говорит не о том, что он был свидетелем Распятия, а лишь о том, что он был свидетелем страданий Христа. Петр действительно видел страдания Христа, причиняемые Ему непониманием людей, он видел Его в трудные минуты Тайной Вечери, в душевных страданиях в Гефсиманском саду, он видел издевательства над Ним во дворе первосвященника (Мар. 14,65) , муку во взгляде Иисуса когда Он взглянул на Петра (Лук. 22,61) . Лишь равнодушные и мелочные критики могут оспаривать право Петра заявить, что он был свидетелем страданий Христовых.

ГОНЕНИЯ ЗА ИМЯ ХРИСТОВО

Главный довод в пользу позднего написания Первого послания Петра видят в том, что в нем упоминается о гонениях. Утверждают, что из Первого послания Петра вытекает, что уже в то время было преступлением быть христианином, и что христиан судили уже только за Факт их веры, без всякого правонарушения с их стороны. В Первом послании Петра говорится, что на христиан злословят за имя Христово (4,14) и что им приходится страдать за то, что они христиане (4,16) . Утверждают также, что такого размаха гонения достигли лишь после 100 г., а до того времени гонения, мол, обосновывались лишь обвинением в злодеяниях, как во время Нерона.

Вне всякого сомнения, здесь имеется в виду закон 112 года. В это время Плиний Младший был проконсулом в Вифинии. Он был другом императора Траяна и имел обыкновение сообщать ему все свои проблемы в ожидании помощи для их разрешения. Так, он написал императору о своем отношении к христианам. Плиний Младший был вполне уверен в том, что христиане были законопослушными гражданами и не совершали никаких преступлений. Он писал: "У них есть обычай собираться вместе в определенный день и до рассвета петь в разных стихах гимн Христу, как Богу; они обещают друг другу не с приступивши целями, а для того, чтобы избежать воровства, грабежа и прелюбодеяния, никогда не нарушать своего слова и не отказывать от уплаты по залогам если этого потребуют.

Плиния Младшего все это устраивало, ибо, когда к нему приводили христиан, он задавал им только один вопрос: "Я спросил их, христиане ли они. Тех, которые признались, я спросил еще раз, угрожая им наказанием. Тех, которые упорствовали на своем, я приказал увести и казнить".

Их единственным преступлением было то, что они были христианами.

Траян ответил на это, что Плиний Младший поступал правильно, и что всякий, кто отступится от христианства и докажет это принесением жертвы богам, должен быть сразу же освобожден. Из писем Плиния Младшего ясно, что против христиан было много доносов, а император Траян даже постановил, чтобы анонимные доносы не принимались и ходу им не давали (Плиний Младший: "Письма" 96 и 97).

Утверждают, что Первое послание Петра предполагает наличие положения вещей, каким оно было в эпоху Траяна.

Этот вопрос можно решить, проследив картину нарастания гонений и установив причины, которые побуждали к этому римскую империю.

1. По римскому обычаю религии делились на две категории: религионес лиците - разрешенные, легальные религии, признанные государством, которые мог отправлять каждый человек, и на религионес иллиците - запрещенные государством, отправление которых автоматически ставило человека вне закона, делало его преступником и объектом гонений. Надо, однако, отметить, что римляне были очень терпимы в вопросах религии и разрешали всякую религию, которая не разрушала общественную нравственность и порядок.

2. Иудаизм был религио лиците - разрешенной религией и в первое время римляне, вполне естественно, не делали никакого различия между иудаизмом и христианством: христианство было для них лишь одной из сект иудаизма и любую враждебность между ними, коль скоро она не затрагивала римское правительство, считали внутренним делом иудеев. Именно поэтому в самые первые дни существования христианства ему не угрожали никакие организованные преследования: оно пользовалось на территории всей римской империи той же свободой, которая была предоставлена иудаизму, потому что на него тоже смотрели как на религио лиците .

3. Действия императора Нерона изменили положение в корне. Римское правительство осознало, что иудаизм и христианство - это разные религии. Правда, император Нерон первоначально преследовал христиан не за то, что они были христианами, а за то, что они подожгли Рим, но тем не менее, остается фактом, что в это время римское правительство уяснило, что христианство - это самостоятельная религия.

4. Из этого немедленно и неизбежно вытекало, что христианство является запрещенной религией и, что каждый христианин стоит вне закона. Из трудов римского историка Светония Транквилла, который приводит своего рода список изданных Нероном законов, видно, что все происходило именно так. "Во время его правления были запрещены и строго наказывались многие злоупотребления, было издано немало законов; ограничена была роскошь, всенародные гуляния были заменены раздачей пищи; в харчевнях запрещено было продавать вареную пищу, кроме овощей и зелени - раньше там торговали любыми кушаньями. Наказаны были христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия; запрещены забавы колесничих возниц, которые, ссылаясь на долгое стояние, считали, что имеют право нестись во весь опор и для потехи обманывали и грабили прохожих. Изгнаны были из города актеры пантомимы и их поклонники".

Мы привели этот отрывок целиком, потому что он доказывает, что во времена императора Нерона наказание христиан стало обычным делом полиции, а ко времени императора Траяна преступлением было уже просто быть христианином. Во все времена после императора Нерона христианина могли подвергать пыткам и убить уже просто за его веру.

Это, однако, не значит, что гонения были последовательными и постоянными, но это все же значит, что христианин мог быть казнен в любое время, если это было в интересах полиции. В одних местах христианин мог прожить всю жизнь спокойно, в другом же месте вспышки преследований и гонений могли повторяться каждые несколько месяцев; все зависело, в значительной степени, от двух причин: во-первых, от самого местного правителя, который либо мог оставить христиан в покое, либо пустить в дело против них закон; во-вторых, от доносчиков, даже если правитель и не жаждал начать преследование христиан. Когда к нему поступали доносы на христиан, он должен был действовать. А было и так, что когда толпа жаждала крови, и начинались резня христиан для украшения римского праздника.

Положение христиан в отношении к римскому праву можно попытаться показать на простом современном примере. Есть целый ряд действий, которые сами по себе являются противозаконными, - ну возьмем, к примеру, такую мелочь, как неправильная остановка автомобиля, которая в течение долгого времени может оставаться безнаказанной, но если сотрудники автоинспекции решат провести неделю контроля выполнения правил дорожного движения, или же такое нарушение приведет к тяжелым последствиям, или же кто-то в письменной форме пожалуется на факты такого нарушения, закон придет в действие и будут накладываться надлежащие штрафы и взыскания. В таком же положении находились христиане во всей римской империи - все они были нарушителями закона. Может быть, кое-где против них и не предпринимали никаких мер, но над ними постоянно висел своего рода Дамоклов меч. Никто не мог знать, когда поступит какой-нибудь донос на них, никто не мог знать, когда наместник или правитель предпримет соответствующие действия по такому доносу, никто не знал, когда его ждет смерть. И такое положение не прекращалось со времени гонений Нерона.

Давайте же теперь посмотрим на положение, получившее отражение в Первом послании Петра. Читатели и адресаты послания пострадали от различных испытаний (1,6) , их вера может подвергаться, подобно металлу, испытанию огнем (1,7) . Совершенно очевидно, что они только что прошли через кампанию злословия, в ходе которой против них выдвигались невежественные и необоснованные обвинения (2,12; 2,15; 3,16; 4,4) . Они находились в центре направленной против них волны преследований (4,12.14.16; 5,9) . Им еще предстоят страдания и они не должны удивляться этому (4,12) . Но такое страдание должно придать им чувство блаженства, ибо они страдают за правду (3,14.17) , и сознание, что они участвуют в страданиях Христовых (4,13). Нет необходимости относить такое положение только к эпохе императора Траяна: в таком положении христиане находились повседневно во всех частях римской империи с того самого момента, как их истинное положение было установлено в ходе гонений Нерона. Размах гонений, получивших отражение в Первом послании Петра, вовсе не определяется эпохой императора Траяна и, следовательно, написание послания нет оснований относить именно к ней.

ЧТИТЕ ЦАРЯ

Мы рассмотрим еще некоторые доводы людей, которые не могут согласиться с тем, что Петр является автором послания. Они утверждают, что в положении, господствовавшем в эпоху императора Нерона, Петр не мог написать такие строки: "Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро..., Бога бойтесь, царя чтите" (1 Пет. 2,13-17) . Однако, именно такая же точка зрения выражена и в Рим. 13,1-7 . Весь Новый Завет, за исключением Откровения, в котором Рим резко осуждается, учит, что христиане должны быть верноподданными гражданами и своим отличным поведением доказывать ложность выдвигаемых против них обвинений (1 Пет. 2,15) . Даже в эпоху гонений христиане признавали свой долг быть хорошими гражданами. В качестве единственной защиты от гонений они могли своей высокой гражданственностью доказать, что не заслуживают такого отношения к себе.

ПРОПОВЕДЬ И ПОСЛАНИЕ

Какова точка зрения тех, которые не могут верить, что Петр был автором послания?

Во-первых, высказываются предположения, что вступительное приветствие (1,1.2) и заключительные приветствия (5,12-14) являются позднейшими дополнениями, а не частями первоначального послания.

Высказывается даже предположение, что Первое послание Петра в том виде, как мы имеем его сегодня, было составлено из двух отдельных и совершенно отличных друг от друга посланий. В 4,11 помещено славословие, которое обычно относится в конец послания, и посему высказывается предположение, что 1,3 - 4,11 - это первая вошедшая в общее послание часть. Предполагают, что эта часть Первого послания Петра - проповедь, которую произносили во время процедур крещения. Там действительно говорится о крещении, которое спасет нас (3,21) , а совет рабам, женам и мужьям (2,18-3,7) был бы очень уместным там, где люди приобщаются к христианской Церкви непосредственно от язычества и вступают в новую христианскую жизнь.

Высказывается далее предположение, что вторая часть послания - 4,12-5,11 , представляет собой главную часть отдельного пастырского послания, написанного для укрепления и утешения паствы в эпоху гонений (4,12-19). В такое время пастыри играли очень важную роль, от них зависела прочность Церкви. Автор пастырского послания высказывает опасение, что в души паствы вкрадывается корысть и высокомерие (5,1-3) и призывает свою паству преданно исполнять свой долг (5,4) . По мнению этих людей, Первое послание Петра составлено из двух совершенно самостоятельных частей - из проповеди при церемонии крещения и пастырского послания эпохи гонения на христиан, к которым Петр будто бы не имел никакого послания.

МАЛАЯ АЗИЯ, А НЕ РИМ

Если Первое послание Петра представляет собой в одной части проповедь для процедуры крещения, а в другой - пастырское послание эпохи гонений на христиан, то встает вопрос о месте его написания. Если послание написал не Петр, то нет необходимости связывать его с Римом, почему римская церковь не знала и не исследовала его.

Давайте сопоставим некоторые факты.

а) Понт, Галатия, Каппадокия, Асия и Вифиния (1,1) находятся в Малой Азии и расположены вокруг Синопа.

б) Первым цитирует значительную часть Первого послания Петра Поликарп, епископ смирнский, а Смирна находится в Малой Азии.

в) Некоторые фразы в Первом послании Петра сразу вызывают в памяти аналогичные фразы в других книгах Нового Завета. В 1 Пет. 5,13 Церковь названа "избранной", и в 2 Иоан. 13 , Церковь описана как "сестра избранная". В 1 Пет. 1,8 так сказано об Иисусе: "Которого не видев любите, и Которого доселе не видя, но веруя в Него, радуетесь радостью неизреченною и преславною". А это, совершенно естественно, обращает наши мысли к словам Иисуса, сказанные Фоме в Евангелии от Иоанна: "Блаженны невидевшие и уверовавшие" (Иоан. 20,29) . Автор Первого послания Петра призывает пастырей пасти стадо Божие (1 Пет. 5,2) . А это обращает наши мысли к словам Иисуса, сказанные Петру: "паси овец Моих" (Иоан. 21,15-17) и к прощальному наставлению, данному Павлом пресвитерам из Ефеса пасти Церковь Господа и Бога, которой Дух Святой поставил их блюстителями (Деян. 20,28) . Другими словами, Первое послание Петра вызывает ассоциации с Евангелием от Иоанна, послания Иоанна и Послание к Ефесянам Павла, Евангелие от Иоанна и послания Иоанна были написаны в Ефесе, который находится в Малой Азии .

Складывается впечатление, что Первое послание Петра связано в первую очередь с Малой Азией.

ПРИЧИНА НАПИСАНИЯ ПЕРВОГО ПОСЛАНИЯ ПЕТРА

Если предположить, что Первое послание Петра было написано в Малой Азии, то какова могла быть причина его написания?

Оно было написано в эпоху гонений на христиан. Из писем Плиния Младшего мы узнаем, что в 112 г. в Вифинии имели место сильные гонения, а Вифиния приведена в списке провинций, в которые было адресовано послание. Можно предположить, что послание было написано для того, чтобы вдохнуть мужество в сердца христиан. Вполне может быть, что в то время в Малой Азии кто-то натолкнулся на эти два текста и послал их от имени Петра. На это никто не посмотрел бы как на подделку. Как в иудейской, так и в греческой практике существовал обычай приписывать книги великим авторам.

АВТОР ПЕРВОГО ПОСЛАНИЯ ПЕТРА

Если Первое послание Петра написано не самим Петром, то можно ли установить, кто был его автором? Давайте выполним некоторые из его важнейших особенностей.

Выше мы предположили, что оно было написано в Малой Азии. Как видно из самого послания, его автор должен был быть пастырем и свидетелем страданий Христовых (1 Пет. 5,1) . Был ли в Малой Азии человек, отвечавший этим требованиям? Папиас, бывший епископом Иераполя в Фригии около 170 г. и проводивший свою жизнь в собирании информации о ранних днях христианской Церкви, так рассказывает о методах своих розысков и источниках: "Я не буду колебаться и запишу для тебя вместе с моими замечаниями все, что я узнал со страданием и запомнил со страданием от пастырей и пресвитеров, удостоверившись в достоверности..., а также если кто встречался с людьми, которые доподлинно были последователями пастырей или пресвитеров, я расспрашивал о высказываниях пастырей... что говорил Андрей и Петр, или Филипп, или Фома, или Иаков или Иоанн или Матфей, или кто-нибудь еще из учеников Господа, а также что говорят Аристиан или пресвитер Иоанн, ученики Господа... Ибо я полагаю, что все узнанное из книг не принесет мне столько пользы, как высказывание живого голоса, который еще был с нами".

Здесь говорится о пастыре по имени Аристиан, который был учеником Господа и, следовательно, свидетелем страданий Господа. Не связывает ли это с Первым посланием Петра?

АРИСТИАН СМИРНСКИЙ

В "Апостольском установлении" мы встречаем имя одного из первых епископов Смирны - Аристиана. Ну, а кто первым цитирует Первое послание Петра? Не кто иной как Поликарп, епископ смирнский. А ведь это самое естественное, что Поликарп цитирует, можно сказать, благочестивое классическое произведение своей родной церкви.

Давайте обратимся к посланиям семи церквам в Откровении Иоанна и прочтем послание к церкви в Смирне: "Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот диавол будет ввергать из среды вас в темницу, чтобы искусить вас, и будете иметь скорбь дней десять. Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни" (Отк. 2,10) .

Может быть, это и есть то самое гонение, которое получило отражение в Первом послании Петра? И, может быть, именно это гонение явилось причиной написания Аристианом, епископом смирнским, пастырского послания, которое впоследствии стало частью Первого послания Петра?

Так считает Б. Г. Стритер. Он полагает, что Первое послание Петра было составлено из проповеди и пастырского послания, написанного Аристианом, епископом смирнским. Первоначально пастырское послание, по мнению Стритера, было написано для утешения и воодушевления христиан в Смирне, когда в 90 г. церкви угрожали упомянутые в Откровении гонения. Это сочинение Аристиана стало классическим, благочестивым и любимым произведением в смирнской церкви. Через двадцать с лишним лет в Вифинии вспыхнули и распространились на всю северную часть Малой Азии жестокие гонения. Тут кто-то вспомнил послание Аристиана и его проповедь, подумал, что это как раз то, что нужно Церкви в эпоху тогдашних испытаний, и разослал их под именем Петра, великого апостола.

АПОСТОЛЬСКОЕ ПОСЛАНИЕ

Комментарии (введение) ко всей книге «1-е Петра»

Комментарии к главе 2

Если бы мы не знали, кто написал это Послание, то вынуждены были бы признать: так может писать только человек-скала, душа которого покоится на твердом фундаменте, кто своим могущественным свидетельством укрепляет души людей под натиском ветров страданий, обрушивающихся на них, и созидает их на истинно непоколебимом основании. Висингер

Введение

I. ОСОБОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В КАНОНЕ

Христиане в мусульманских и коммунистических странах так привыкли к репрессиям, враждебности и даже открытым гонениям, что чуть ли не ожидают их. Для них Первое послание Петра - огромная практическая помощь.

Оно учит их принимать страдания так, как их перенес Господь, и помогает выработать определенные желательные качества, такие как настойчивость.

Христиане на Западе, особенно англоязычные верующие с их большим библейским наследием, еще не приспособились к общественной оппозиции, направленной против веры. До недавнего времени государство, по крайней мере, одобряло семью как основную ячейку общества и даже поощряло посещаемость "церкви по вашему выбору". Но теперь не так. Правительство, особенно местные органы власти, похоже, используют судей, образовательные учреждения и особенно средства массовой информации, чтобы представлять в ложном свете, насмехаться и даже порочить верующих в Библию христиан. Радио, телевидение, фильмы, газеты, журналы и официальные сообщения пропагандируют безнравственность, вульгарность, ложь и даже богохульство. Христианство сегодня стало "противокультурным", и чем скорее верующие постигнут уроки, которые апостол Петр преподает в Первом послании, тем лучше они подготовятся к последним годам двадцатого и первым годам двадцать первого столетий - если наш Господь замедлит.

Внешнее свидетельство

Внешнее свидетельство, подтверждающее, что написал это Послание Петр, раннее и почти всеобщее. Евсевий считает, что Первое послание Петра занимает место среди книг, принятых всеми верующими (homologoumena ). Поликарп и Климент Александрийский также принимают книгу. Отсутствие ее в "каноне" Маркиона не должно удивлять, поскольку он принимал только послания Павла . В списках канона Муратори нет 1 Петра, но это, вероятно, из-за фрагментарного характера данного документа.

Весьма возможно, что 2 Петра 3,1 - самое раннее подтверждение Первого послания Петра. Даже те, кто уверен, что Петр не писал Второе послание (см. Введение к 2 Петра), все же рассматривают его как достаточно раннее, чтобы иметь силу свидетельства для Первого послания Петра, если действительно 2 Петра 3,1, как предполагается, относится к этому более раннему Посланию.

Внутреннее свидетельство

Внутреннее свидетельство , заставляющее некоторых сомневаться в авторстве Петра, - это используемый в Послании очень правильный греческий язык. Мог ли галилейский рыбак писать так хорошо? Многие говорят: "Нет". Однако, как достаточно часто подтверждает наша собственная культура, люди с талантом к языку и общественным выступлениям часто становятся выдающимися личностями благодаря красивой речи, не обучаясь при этом в колледже или семинарии. Петр проповедовал тридцать лет, не говоря уже о вдохновении Духа Святого и вероятной помощи Силуана в создании Послания. Когда в Деяниях (4,13) говорится, что Петр и Иоанн были некнижными и простыми, это лишь означает, что они не имели официального раввинского образования.

Ссылок на жизнь и служение Петра в Первом послании вполне достаточно, что продемонстрирует следующий перечень деталей.

Первые десять стихов главы 2 представляют Христа как краеугольный камень и, таким образом, отсылают нас к событию в Кесарии Филипповой (Мф. 16,13-20). Когда Петр исповедал Иисуса Христом, Сыном Бога живого, Господь Иисус объявил, что Его Церковь будет построена на этой основе, то есть на истине о том, что Христос - Сын Бога живого. Он - краеугольный камень и основа Церкви.

Ссылка на живые камни в 2,5 напоминает случай у Иоанна (1,42), где имя "Симон" было изменено на арамейское "Кифа", или греческое "Петр", означающие "камень" . По вере в Христа Петр стал живым камнем. Неудивительно, что у него есть что сказать о камнях в главе 2. В 2,7 автор ссылается на Псалом 117,22: "Камень, который отвергли строители, соделался главою угла". На это же самое место ссылался Петр, когда был привлечен к суду перед правителями, старейшинами и книжниками в Иерусалиме (Деян. 4,11).

Читая, как апостол советует своим читателям подчиниться правительству (2,13-17), мы думаем о том времени, когда сам Петр не подчинился, но отсек ухо рабу первосвященника (Ин. 18,10). Так что его совет не только богодухновенен, но и основан на большом практическом опыте!

Отрывок 2,21-24, по-видимому, указывает на свидетельство очевидца страданий и смерти Господа Иисуса. Петр никогда не мог забыть, как покорно терпел и безмолвно страдал Спаситель. В 2,24 нам сказано, каким образом умер Спаситель - через распятие на кресте. Описание, кажется, повторяет слова Петра в Деяниях (5,30 и 10,39).

Говоря о своих читателях, возвратившихся к Пастырю и Блюстителю их душ (2,25), Петр, должно быть, думал о собственном восстановлении (Ин. 21,15-19) после отречения от Господа.

Напоминание о том, что "любовь покрывает множество грехов" (4,8), возможно, отсылает к вопросам Петра: "Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?" Иисус ответил: "Не говорю тебе: "до семи", но до седмижды семидесяти раз" (Мф. 18,21-22). Другими словами, бесконечное количество раз.

В 4,16 нам сказано, что если кто-то страдает как христианин, то должен не стыдиться, а прославлять Бога. Сравните это место с Деяниями (5,40-42), где Петр и другие апостолы после побоев вышли из синедриона, "радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие". Автор Послания признает себя свидетелем страданий Христовых (5,1). Выражение "соучастник в славе, которая должна открыться" может подразумевать преображение. Конечно же, Петр был свидетелем обоих событий.

Кроткий пасторский совет пасти "Божие стадо, какое у вас" (5,2), напоминает нам слова Спасителя Петру: "Паси агнцев моих... паси овец Моих... паси овец Моих" (Ин. 21,15-17).

Слова в 5,5 "облекитесь смиренномудрием" настоятельно напоминают о событии, описанном у Иоанна (13), когда Иисус Сам препоясался передником раба и умыл ноги Своим ученикам. Отрывок о гордости и смирении (5,5-6) становится еще более значимым, когда мы вспоминаем высокомерное утверждение Петра о том, что он никогда не отречется от Господа (Мк. 14,29-31), за которым последовало троекратное отречение от Спасителя (Мк. 14,67-72).

Заключительная ссылка, которая может относиться к опыту Петра, найдена в 5,8: "...противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить". Когда Петр писал это, он, возможно, вспоминал то время, когда Иисус сказал ему: "Симон, Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу" (Лк. 22,31).

III. ВРЕМЯ НАПИСАНИЯ

Учение Петра о том, что в целом правительство полезно желающим делать добро (1 Петр. 2,13-17), как полагают многие, слишком примиренческое, чтобы быть написанным после начала жестокого преследования христиан Нероном (64 г. н.э.). Во всяком случае, Послание не может быть очень удалено от этого периода времени. Вероятно, оно написано в 64 или 65 году.

IV. ЦЕЛЬ НАПИСАНИЯ И ТЕМА

Как отмечалось, Петр особое внимание уделяет страданиям в христианской жизни. Кажется, что его читатели подверглись клевете и насмешкам ради Христа (4,14-15). Тюрьма, конфискация имущества и насильственная смерть для многих все еще, очевидно, находится в будущем. Однако страдание - не единственная тема этого большого Послания. Благословения, унаследованные с принятием Евангелия, правильные взаимоотношения верующих с миром, государством, семьей и Церковью, наставления старшим и наказание - все включено сюда. Из "Вавилона" - то ли действительно из этого города на Евфрате, в котором была иудейская община, то ли из духовного Вавилона на Тибре (Рим) - апостол шлет это Послание в восточные области, туда, где теперь расположена Турция.

План

I. ПРИВИЛЕГИИ И ОБЯЗАННОСТИ ВЕРУЮЩЕГО (1,1 - 2,10)

А. Приветствие (1,1-2)

Б. Позиция христианина как верующего (1,3-12)

В. Поведение христианина в свете этой позиции (1,13 - 2,3)

Г. Привилегии христианина в новом доме и священство (2,4-10)

II. ОТНОШЕНИЕ ВЕРУЮЩЕГО (2,11 - 4,6)

А. Как странник должен относиться к миру (2,11-12)

Б. Как гражданин должен относиться к власти (2,13-17)

В. Как слуга должен относиться к господину (2,18-25)

Г. Как жена должна относиться к мужу (3,1-6)

Д. Как муж должен относиться к жене (3,7)

Е. Как брат должен относиться к братству (3,8)

Ж. Как страждущий должен относиться к гонителям (3,9 - 4,6)

III. СЛУЖЕНИЕ И СТРАДАНИЕ ВЕРУЮЩЕГО (4,7 - 5,14)

А. Важные наставления для последних дней (4,7-11)

Б. Наставления, касающися страданий (4,12-19)

В. Увещания и приветствия (5,1-14)

2,1 Поскольку христиане - участники Божественной жизни, они должны раз и навсегда отказаться от нижеперечисленных нелюбовных действий.

Злоба - вынашивание злых мыслей против другого человека. Злоба лелеет вражду, накапливает обиду и тайно надеется, что другого настигнет месть, урон или трагедия. Джорджа Вашингтона Карвера не приняли в университет, потому что он был чернокожим.

Спустя много лет, когда кто-то попросил его назвать этот университет, он ответил: "Не стоит. Теперь это не имеет значения". Он не таил никакой злобы против обидчиков.

Коварство - любая форма непорядочности и обмана (какое разнообразие форм оно приобретает!). Коварство фальсифицирует оплату налогов от дохода, обманывает на экзаменах, скрывает возраст, дает взятки должностным лицам и прокручивает теневые аферы в бизнесе.

Лицемерие - неискренность, притворство, обман. Лицемер - актер в пьесе, играющий роль кого-то. Он притворяется, что счастлив в браке, в то время как дом его - настоящее поле сражения. Он принимает по воскресеньям духовный вид, а в будни дает волю своим плотским похотям. Он создает видимость, что проявляет интерес к другим, тогда как его намерения эгоистичны.

Зависть - неприкрытая ревность. Вайн определяет ее как чувство недовольства, возникающее, когда человек наблюдает за процветанием других или слышит об их преимуществах. Именно зависть заставила первосвященников предать Иисуса Пилату для осуждения на смерть (Мф. 27,18). Зависть - еще и убийца. Женщины могут таить неприязнь к другим из-за их лучших домов и садов, более шикарной одежды или умения лучше готовить. Мужчина может хвалить новый автомобиль или быстроходный катер другого и при этом думать: "Я ему покажу. У меня будет кое-что получше".

Всякое злословие - клевета, злонамеренная сплетня, взаимное обвинение. Клевета - стремление выглядеть чище, обливая грязью другого. Она использует очень тонкие формы типа: "Да, она - прекрасный человек, но у нее есть один недостаток...", и затем нож ловко вонзается ей в спину. Поношение может даже принимать религиозную позу: "Я упоминаю это только ради твоей молитвенной поддержки, но знаешь ли ты, что он..." - и затем следует уничтожающая характеристика ближнего.

Все эти грехи - нарушение основополагающей заповеди: любить ближнего своего, как самого себя. Неудивительно, что Петр советует нам решительно избавиться от них.

2,2 Вторая обязанность, вытекающая из нашего возрождения, состоит в том, чтобы мы сохраняли неутолимую жажду к чистому духовному словесному молоку. Грехи, упомянутые в предыдущем стихе, останавливают духовный рост; доброе Слово Божье питает его.

Фраза "как новорожденные младенцы" не обязательно подразумевает, что читатели Петра были новообращенными; они, возможно, пришли ко Христу несколько лет назад. Но, независимо от продолжительности пребывания в вере, они должны жаждать слова так же, как младенцы, кричащие без молока. Мы получаем представление о жажде здорового младенца, наблюдая, как нетерпеливо, настойчиво, решительно он ведет себя, когда мать кормит его грудью.

Благодаря чистому словесному молоку верующий растет духовно. (В Александрийском кодексе читаем "дорасти до спасения". Однако это могло бы зародить сомнение в гарантии спасения.) Окончательная цель, к которой направлен весь духовный рост в этой жизни, - соответствие образу нашего Господа Иисуса Христа.

2,3 Ибо вы вкусили, что благ Господь. Какой огромный стимул для жаждущего чистого духовного молока! Слово "ибо" не допускает никакого сомнения; мы испытали и увидели, что Господь благ (Пс. 34,8). Его жертва ради нас была проявлением невыразимой благости и человеколюбия (Тит. 3,4).

Мы уже вкусили, как Он благ, и поэтому наш аппетит все возрастает, чтобы все более питаться от Него. Приятное чувство близости к Нему должно заставить нас бояться даже подумать о том, чтобы уйти от Него.

Г. Привилегии христианина в новом доме и священство (2,4-10)

2,4 Теперь Петр переходит от увещания к рассмотрению привилегий верующих в новом доме (Церкви) и в новом священстве. Согласно новому порядку, Христос находится в центре, а мы приступаем к Нему. Петр использует терминологию строителей, поэтому мы не удивляемся, когда находим, что Господь образно представлен как камень. Сначала Он - камень живой - не бездушный или мертвый камень, но Тот, Кто живет по силе жизни непрестающей (Евр. 7,16).

Может показаться невероятным, что Он отвержен людьми. Ничтожные, недальновидные люди не находят в своих нелепых, эгоистичных, несовершенных жизненных проектах никакого места для своего Создателя и Избавителя. Так же, как не нашлось для Него места в гостинице, так нет для Него места в их жизненных планах.

Но мнение человека не играет роли. В глазах Божьих Господь Иисус - избранный и драгоценный. Он избран не только как подходящий камень, но и как необходимый. И Его ценность для Бога не поддается оценке; Он драгоценен вне всякого сомнения.

Если мы хотим участвовать в программе Божьего строительства, нам нужно прийти к Христу. Единственное, на что мы пригодны, - быть строительным материалом, который получается в результате нашего уподобления Ему. Мы важны постольку, поскольку вносим вклад в Его славу.

2,5 Дом духовный созидается всеми верующими в Христа, поэтому он то же самое, что и Церковь. Церковь можно уподобить ветхозаветному храму, поскольку она - место обитания Бога на земле (1 Цар. 6,11-13; Еф. 2,22). Но она отличается от храма - физического, материального здания, построенного из красивых, но безжизненных, недолговечных материалов. Церковь - сооружение, построенное из живых камней.

Теперь образная речь стремительно переходит от духовного дома к священству святому, которое функционирует в связи с домом. Верующие не только живой строительный материал, из которого устрояется дом; они также святые священники. Согласно закону Моисея, священство принадлежало только колену Левия и семейству Аарона. И даже священникам запрещалось входить в Присутствие Божье.

Только первосвященник мог входить туда один раз в год (в День искупления, Йом Киппур), следуя четко предписанной процедуре, установленной для этого случая Господом. Согласно новому распределению обязанностей, все верующие - священники, имеющие прямой доступ к престолу Творца вселенной и днем, и ночью. В их функции входит принесение духовных жертв (в отличие от установленных законом Моисея животных, птиц и хлебных приношений).

Духовные жертвы новозаветного священника таковы:

1. Представление тела в жертву живую, святую и угодную Богу. Это -акт духовного поклонения (Рим. 12,1).

2. Жертва хвалы, "то есть плод уст, прославляющих имя Его" (Евр. 13,15).

3. Жертва благотворительности. "Не забывайте также благотворения..." Эта жертва благоприятна Богу (Евр. 13,16).

4. Жертва имущества или денег. Эта жертва также благоугодна Господу (Флп. 4,18).

5. Жертва служения. Павел говорит о своем служении язычникам как о священническом приношении (Рим. 15,16).

Такие жертвы благоприятны Богу Иисусом Христом. Только Иисусом Христом, то есть только через нашего Посредника мы можем приблизиться к Богу, и лишь Он может сделать наши жертвы благоприятными Богу. Все, что мы совершаем - наше поклонение и служение, - несовершенно, испорчено грехом. Но прежде чем достичь Отца, оно проходит через Господа Иисуса. Он удаляет всякий грех, и наши дела, достигающие Бога Отца, становятся вполне благоприятными.

Ветхозаветный первосвященник носил на своем кидаре золотую дощечку с вырезанными на ней словами "СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ" (Исх. 28,36). Это делалось для того, чтобы никакой грех не мог примешаться к приношениям людей (Исх. 28,38). Теперь же наш Первосвященник носит ради нас этот головной убор, устраняя всякий человеческий недостаток, который может оказаться в наших приношениях.

Священство всех верующих - истина, которую должны понять, в которую должны уверовать и радостно осуществлять все христиане. В то же самое время им нельзя злоупотреблять.

Хотя все верующие - священники, не каждый священник имеет право проповедовать или учить в собрании.

Необходимо соблюдать определенные правила:

1. Женщинам запрещено учить или властвовать над мужчинами; они должны молчать (1 Тим. 2,12).

2. Проповедующие мужчины должны говорить как вестники Божьи (1 Пет. 4,11). Это означает, что они должны быть абсолютно уверены в том, что говорят слова, которые дал им Бог именно по этому особому случаю.

3. У всех верующих есть определенный дар, подобно тому как каждый орган человеческого тела имеет определенную функцию (Рим. 12,6; 1 Кор. 12,7). Но не все дары включают публичное проповедование. Не всем дан особый дар служения евангелиста, пастора или учителя (Еф. 4,11).

4. Молодой человек должен развивать в себе дар Божий (2 Тим. 1,6). Если этот дар включает проповедование, обучение или другую форму публичной речи, такому человеку следует предоставить возможность реализовать свой дар в общине.

5. Священство верующих в действии показано в 1 Коринфянам 14,26: "Итак что же, братия? Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование, - все сие да будет к назиданию".

В этой же главе описаны средства сдерживания, ограничивающие проявление даров в общине. Такие меры позволяют доставлять назидание и обеспечивать порядок. Нельзя всеобщим священством верующих оправдывать злоупотребления в поместной церкви.

2,6 Все еще размышляя о здании, Петр называет Христа камнем, более того, главным, избранным краеугольным камнем. Ссылаясь на Исаию (28,16), он показывает, что роль Христа как краеугольного камня была предсказана в Священном Писании. Он подчеркивает, что Бог решил дать Христу это особое положение, что Он будет избранным и драгоценным камнем, на Который можно полностью положиться. Никто, доверившись Ему, не будет разочарован.

Слово, переведенное в этом стихе как "краеугольный камень" (в греческом переводе Библии слово lithon (камень), akro- (вершина или наконечник), goniaion (в углу), следовательно, отсюда краеугольный камень или замковый камень ) может иметь, по крайней мере, три значения, и каждое толкование в равной степени и силе применимо к Господу Иисусу.

1. В современной архитектуре краеугольный камень помещается в основании одного угла, соединяя две стены вместе и олицетворяя основание, на котором стоит все здание. Христос - краеугольный камень, единственное подлинное основание (1 Кор. 3,10-11), Тот, Кто объединил верующих иудеев и язычников (подобно двум стенам в одном здании) в одного нового человека (Еф. 2,13-14).

2. Некоторые ученые думают, что здесь имеется в виду замковый камень в арке. Это камень, который закладывается в центре арки и удерживает остальную часть здания. Наш Господь, конечно же, соответствует этому описанию. Он - центральный камень в арке, и без Него здание не будет иметь ни прочности, ни устойчивости.

3. Согласно третьему мнению, речь идет о замковом камне в пирамиде, который занимает самое высокое место в строении. Это - единственный камень в строении, отличающийся по форме. Его форма определяет форму всей пирамиды. Это последний камень, которым завершается строительство. Таким образом, Христос - кульминационный камень Церкви, действительно уникальный камень. От Него Церковь получает свои характерные особенности. Когда Он возвратится, здание будет закончено.

Он - камень избранный и драгоценный. Он избранный в том смысле, что Бог избрал Его, определив на самое почетное место; Он драгоценный, потому что нет другого, подобного Ему.

И верующий в Него не постыдится. В тексте Исаии, на который ссылается Петр, написано так: "Всякий, кто уверовал, не будет действовать опрометчиво". Объедините оба текста и получите замечательное обещание того, что имеющие Христа своим краеугольным камнем спасены от повергающего в разочарование унижения и безумной спешки.

2,7 В предыдущих стихах Господь Иисус был представлен как живой камень, отверженный камень, драгоценный камень и краеугольный камень.

Теперь, не используя это слово, Петр, кажется, изображает Его как пробный камень. Пробный камень выявляет, какой из двух соприкасающихся с ним минералов подлинный, а какой фальшивый. Он показывает, например, является ли самородок золотым или это ошибочно принимаемый за золото пирит.

Когда люди соприкасаются со Спасителем, обнаруживается, что они собой представляют в действительности. Своим отношением к Господу они выявляют свою сущность. Для истинно верующих Он драгоценность; неверующие отвергают Его. Попытавшись представить свою жизнь без Христа, верующий поймет, как Он драгоценен. Ни одно из земных удовольствий "ни на мгновение не может сравниться с жизнью в общении с Христом". Он "лучше десяти тысяч других" и "весь он - любезность" (Песн. 5:10,16).

Но что будет с непокорными, или неверующими ? Автор Псалма 117 предсказал, что этот драгоценный камень будет отвергнут строителями, но позже сделается главою угла. Бытует легенда о строительстве храма Соломона, которая прекрасно иллюстрирует это пророчество. Камни для храма готовились заранее в близлежащем карьере. По мере необходимости их поднимали на строительный участок. Однажды рабочие из карьера доставили строителям камень уникальной формы и размеров. Каменщики не нашли ему места в здании и небрежно сбросили вниз по склону, где постепенно он оброс мхом и травой. Строительство храма приближалось к завершению, и каменщикам понадобился камень определенных размеров. Люди в карьере ответили: "Мы уже давно послали вам такой камень". После тщательных поисков отвергнутый камень был найден и установлен в надлежащем месте в храме.

Аналогия вполне понятна. Господь Иисус предложил Себя израильскому народу при Своем первом пришествии. Народ, и в первую очередь вожди, не нашли для Него места в своей системе вещей. Они отвергли Его и осудили на распятие.

Но Бог воскресил Его из мертвых и посадил по правую руку от Себя в небесах. Когда Отверженный возвратится на землю во второй раз, Он придет как Царь царей и Господь господствующих. Тогда Он всенародно будет явлен как главный краеугольный камень.

2,8 Здесь опять происходит смена образов. Христос, пробный и краеугольный камень, предстает теперь как камень претыкания. Исаия предсказал, что для неверующих Он будет камнем, о который они будут претыкаться, и скалой, которая заставит их упасть (Ис. 8,14-15).

В истории народа израильского это предсказание исполнилось дословно. Когда пришел их Мессия, иудеев соблазняли Его происхождение и непритязательная жизнь. Они ожидали политического лидера и военачальника.

Несмотря на весьма убедительные доказательства, они отказались принять Его как обещанного Мессию.

Но это применимо не только к Израилю. Для всякого, кто не верит в Иисуса, Он станет камнем претыкания и скалой падения. Люди либо преклоняются перед Ним в раскаянии, верой принимая спасение, либо претыкаются на Нем и падают в ад. "То, что могло бы быть их спасением, станет причиной их возрастающего осуждения". Нейтралитета быть не может; Он должен быть или Спасителем, или Судьей.

Они претыкаются, не покоряясь слову. Почему они претыкаются? Не из-за искренних интеллектуальных трудностей. Не потому, что в Господе Иисусе есть нечто, делающее невозможной веру в Него. Они претыкаются, потому что сознательно не повинуются слову.

Проблема сокрыта в человеческой воле. Люди не спасаются потому, что не хотят спастись (Ин. 5,40).

Последняя часть стиха 8, "на что они и оставлены", кажется, говорит о том, что они были предназначены не повиноваться слову. Таково ли значение этого выражения? Нет, этот стих учит, что всем, кто намеренно не повинуется слову, суждено претыкаться. Слова "на что они и оставлены" относятся к первой части предложения: "Они претыкаются, не покоряясь слову". Бог предусмотрел, чтобы все, отказывающиеся преклониться перед Господом Иисусом, претыкались. Если человек упорно не желает верить, ему суждено претыкаться. "Нежелание повиноваться делает претыкание неизбежным результатом" (Филлипс).

2,9 Теперь Петр опять возвращается к привилегиям верующих. Они - род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел Божий. Бог обещал израильскому народу именно эти привилегии, если они будут повиноваться Ему: "Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов: ибо Моя вся земля; а вы будете у Меня царством священников и народом святым" (Исх. 19,5-6).

Из-за неверия Израиль не сумел понять обетование Божье, и народ потерял право быть народом Божьим, взятым в удел. В нынешнюю эпоху Церковь занимает привилегированное положение, которого Израиль лишился из-за неповиновения.

Верующие наших дней - род избранный, избранный Богом прежде создания мира, принадлежащий Христу (Еф. 1,4). Но, в отличие от земных народов с обычной родословной и отличительными физическими данными, христиане становятся небесным народом, имеющим Божественное происхождение и духовное сходство.

Верующие - также царственное священство. Это второе священство, упомянутое в данной главе. В стихе 5 верующие описаны как святое священство, приносящее духовные жертвы.

Теперь они названы царскими священниками, возвещающими Божьи совершенства. Как святые священники, они верой входят в святость небес для поклонения. Как царские священники, они выходят в мир для свидетельства. Это различие в священстве иллюстрирует заключение Павла и Силы в Филиппах. Как святые священники, они в полночь воспевали Богу хвалу; как царские священники, они проповедовали Евангелие своему темничному стражу (Деян. 16,25.31).

Верующие - народ святой. Бог хотел, чтобы Израиль стал народом, отличающимся святостью. Но израильтяне переняли греховную практику своих соседей язычников. Таким образом, Израиль временно отошел в сторону, и теперь Церковь стала святым народом Божьим.

Наконец, христиане - люди, взятые в удел Божий. Они стали Его собственностью особым образом и чрезвычайно ценны для Него.

Последняя часть стиха 9 описывает ответственность тех, кто стал новым Божьим родом, священством, народом и людьми. Мы должны возвещать совершенства Призвавшего нас из тьмы в чудный Свой свет. Раньше мы блуждали во тьме греха и позора. Благодаря величайшему избавлению, мы попали в Царство Его возлюбленного Сына.

Теперь свет, чистый и ясный, сменил беспросветную тьму. Как же мы должны восхвалять Того, Кто все это сделал для нас!

2,10 Петр завершает эту часть повествования, обращаясь к Книге Осии. Используя в качестве наглядного урока трагическую жизнь семьи пророка, Бог объявил израильскому народу приговор. Он сказал, что за их неверность Ему больше не будет жалеть их и они не будут больше Его народом (Ос. 1,6.9). Но отвержение Израиля не было окончательным, так как Господь обещал, что в будущем Израиль будет восстановлен: "...И помилую Непомилованную, и скажу не Моему народу: "ты - Мой народ", а он скажет: "Ты - мой Бог!"" (Ос. 2,23).

Некоторые из тех, кому писал Петр, принадлежали к народу израильскому. Теперь они были членами Церкви. По вере в Христа они стали народом Божьим, в то время как неверующие иудеи все еще оставались отвергнутыми.

Таким образом, в уверовавших иудеях тех дней Петр видит частичное исполнение пророчества Осии (2,23). В Христе они стали новым Божьим народом; в Христе они получили помилование. Эта горстка спасенных иудеев наслаждалась благословениями, обещанными Израилю через Осию, намного раньше, чем весь Израиль.

Не следует делать из этого отрывка вывод, что если народ Божий - это Церковь, то Он не имеет больше дела с Израилем как народом. Никто также не должен думать, что Церковь - это нынешний Израиль Божий или что обетования, данные Израилю, теперь относятся к Церкви. Израиль и Церковь - разные объекты, и понимание этого различия - один из наиболее важных ключей к интерпретации пророчеств.

Израиль был избранным земным народом Божьим со времен, когда Авраам воззвал о пришествии Мессии.

Противление и неверие народа достигло ужасного кульминационного момента, когда Христос был пригвожден к кресту. За этот последний грех Бог временно отверг Израиль как Свой избранный народ. И сегодня Израиль - Его древний земной народ, но не избранный.

В нынешнюю эпоху у Бога есть новый народ - Церковь. Эпоха Церкви представляет собой как бы интервал в отношениях Бога с Израилем. Когда этот интервал окончится, то есть когда Церковь будет восхищена на небеса, Бог возобновит Свои отношения с Израилем. Тогда уверовавшая часть евреев вновь станет народом Божьим.

Заключительное исполнение пророчества Осии все еще находится в будущем. Оно совершится в момент второго пришествия. Люди, отвергнувшие своего Мессию, "воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце" (Зах. 12,10). Тогда раскаявшийся, уверовавший Израиль получит помилование и вновь станет народом Божьим.

Главная мысль Петра в стихе 10 такова: уверовавшие иудеи уже сегодня наслаждаются исполнением пророчества Осии, тогда как неверующие все еще отвергают Бога. Полное и заключительное исполнение пророчества произойдет, когда "приидет от Сиона Избавитель и отвратит нечестие от Иакова" (Рим. 11,26).

II. ОТНОШЕНИЕ ВЕРУЮЩЕГО (2,11 - 4,6)

А. Как странник должен относиться к миру (2,11-12)

2,11 Большая часть оставшегося текста Первого послания Петра говорит о поведении, которое должно быть присуще христианину в различных жизненных ситуациях. Петр напоминает верующим, что они - пришельцы и странники в мире и это должно отражаться на всем их поведении. Они - пришельцы в том смысле, что живут в чужой стране, не имея гражданских прав. Они - странники в том смысле, что вынуждены некоторое время жить в месте, которое не является их постоянным домом.

Старые гимны напоминают нам о странствии. Например:

Призванные свыше и рожденные в Божьей семье
(Некогда лишь земные жители),
Словно пилигримы здесь, мы ищем небесный дом,
Наша будущая жизнь еще впереди.
Мы здесь всего лишь незнакомцы, мы не жаждем
Дома на земле, которая дала Тебе только могилу;
Твой крест разорвал связывающие нас цепи,
Твое сокровище - теперь наше в светлом мире.

(Джеймс Г. Дек)

Но от частого песнопения эти чувства в значительной мере притупились. Со времен, когда Церковь обосновалась в мире, кажется несколько лицемерным петь о том, что находится вне нашего опыта.

Когда мы читаем настойчивый призыв удаляться от плотских похотей, восстающих на душу, мы тут же думаем о сексуальных грехах. Но применение этих слов более широкое; призыв относится к любому сильному желанию, которое противоречит воле Божьей.

Это и злоупотребление едой или напитками, и потакание телу чрезмерным сном, желание копить материальное имущество или жажда мирских удовольствий. Все эти желания ведут непрерывную войну против нашего духовного благополучия. Они препятствуют общению с Богом. Они тормозят духовный рост.

2,12 Мы не только должны ограничивать и контролировать наши плотские похоти, но и провождать добродетельную жизнь между язычниками, то есть в языческом мире. [Буквальный перевод "благородный", или "прекрасный" (греч. kalos , ср. русское каллиграфия - чистописание).] Наша жизнь не должна быть подражанием миру. Мы должны идти под бой иного барабана. Почти неизбежно мы подвергнемся осуждению. Эрдман пишет, что, когда Петр писал это Послание, "христиане были оклеветаны как неверующие за то, что не поклонялись языческим богам; как слабоумные и отшельники - за воздержание от общераспространенных пороков и зла; как нелояльные к правительству - за верность Небесному Царю". (Charles R. Erdman, The General Epistles, p. 66.)

Подобного злословия критики нельзя избежать. Но верующие ни в коем случае не должны давать миру всякий повод для таких упреков. Всякая клевета должна быть опровергнута неопровержимым свидетельством добрых дел.

Тогда обвинители будут вынуждены прославить Бога в день посещения. День посещения - любое время, когда Господь приблизится к ним либо для помилования, либо для суда. Такое же выражение использует Лука (19,41-44). Иисус плакал по Иерусалиму, потому что город не узнал времени посещения, то есть Иерусалим не понимал, что Мессия пришел к нему с любовью и милосердием. Здесь оно может означать: (1) день, когда Божья благодать посетит злословящих и они обретут спасение, или (2) день осуждения, когда неспасенные предстанут перед Богом.

Савл из Тарса служит примером первой интерпретации. Он также обвинял Стефана, но добрые дела Стефана восторжествовали над всякой враждой. Когда Бог в Своем милосердии посетил Савла на пути в Дамаск, кающийся фарисей прославил Бога и пошел дальше влиять, подобно Стефану, на других сиянием жизни, в которой царит Христос. Джоветт говорит:

"Красивая жизнь должна возносить мысли людей к преклонению перед величием Бога. Когда люди созерцают Божественное, отображенное в человеке, они также стараются достичь общения с небом. Это стремление вызвано в них не нашим красноречием, а сиянием нашей жизни. Через производящую впечатление благодать благочестивой жизни мы "заграждаем уста невежеству безумных людей", и это молчание будет для них первым в жизни шагом в стремлении к освящению". (Jowett, Redeemed Family, pp. 88,89.)

Если же исходить из второго толкования, то неспасенные люди будут вынуждены прославить Бога в день суда. У них не будет никакого оправдания, поскольку они не только слышали Евангелие, но и видели его в жизни родственников, друзей и соседей христиан.

Тогда доказательство существования Бога будет дано через безупречное поведение Его детей.

Б. Как гражданин должен относиться к власти (2,13-17)

2,13 Следующие пять стихов описывают отношение христианина к начальству. Ключевые слова здесь - будьте покорны. Фактически в Послании четыре раза звучит приказ покориться.

Граждане должны быть покорны правительству (2,13).

Рабы должны повиноваться своим господам (2,18).

Жены должны повиноваться своим мужьям (3,1).

Молодые верующие должны повиноваться пастырям (5,5).

Лайолл говорит:

"Окончательный христианский ответ на преследования хулителей и обвинителей - благочестивая жизнь, безупречное поведение и добропорядочное исполнение гражданских обязанностей. В частности... покорность - высочайшее достоинство христианина". (Leslie T. Lyall, Red Sky at Night, p. 81.)

Человеческие власти установлены Богом (Рим. 13,1). Правители - слуги Божьи (Рим. 13,4). Даже если правители неверующие, все равно официально они - люди Божьи. Даже если они диктаторы и тираны, их правление лучше, чем полное отсутствие такового. Отсутствие власти - анархия, а никакое общество не может существовать в условиях анархии. Так что лучше иметь плохое правительство, чем совсем никакого. Порядок лучше, чем хаос. Верующие должны быть покорны всякому человеческому начальству для Господа. Этим самым они выполняют Его волю и делают то, что угодно Ему. Данные наставления применимы к царю или любому верховному правителю. Даже если императорский дворец захватит Нерон, мы призваны подчиниться ему.

2,14 Приказ повиноваться включает в себя и подчиненных должностных лиц, таких как правители. Они уполномочены Богом наказывать преступников и поощрять исполняющих закон. Фактически у правительственных должностных лиц мало времени или склонности делать последнее, но это не снимает с христианина обязанности повиноваться! Историк Арнольд Тойнби заметил, что "до тех пор, пока первородный грех будет оставаться частью человеческой природы, кесарю всегда найдется что делать".

Конечно, есть исключения. Иногда повиновение не обязательно. Если человеческие власти приказывают верующему действовать вопреки воле Божьей, то верующий не должен им повиноваться. В этом случае он имеет более высокую ответственность; он должен скорее повиноваться Богу, а не людям (Деян. 5,29). Если за его неповиновение предусмотрено наказание, он должен мужественно сносить его. Ни в коем случае не следует противиться и стремиться свергнуть правительство.

С формальной точки зрения, занимающиеся контрабандой Библий в закрытые страны нарушают закон. Но они повинуются закону, который приоритетнее любого человеческого закона, - заповеди идти по всему миру с Евангелием. Так что они не могут быть осуждены на библейских основаниях.

Предположим, что правительство приказывает христианину служить в армии. Обязан ли он повиноваться и взять в руки оружие? Если он чувствует, что это прямое нарушение Слова Божьего, то ему следует сначала предложить услуги в любом виде альтернативной службы и сохранить статус сознательно невоюющего лица. Если его старания потерпят неудачу, то он должен отказаться от призыва на военную службу и вынести последствия.

Многие христиане не имеют твердой уверенности в том, можно или нельзя служить в армии. В этом вопросе у каждого должно быть собственное четкое мнение; однако следует позволить другим не соглашаться с этим мнением.

Вопросы о том, должен ли христианин голосовать или участвовать в политике, - иного порядка. Правительство не требует этого, так что вопрос о повиновении или неповиновении отпадает. Каждый должен действовать в соответствии с принципами поведения и гражданского долга, описанными в Библии. Здесь мы также должны допускать иные точки зрения и не настаивать на правильности своих взглядов.

2,15 Божья воля в том, чтобы Его народ жил так достойно и безупречно, чтобы у неверующих не нашлось никакого законного основания для обвинения. Образцовым поведением христиане могут и должны показывать невежество обвинений, которые выдвигают против них безумные люди.

Христиане и христианская вера непрестанно терпят нападки от невежества безумных людей. Это может быть в университетской аудитории, в научной лаборатории, на кафедре проповедника. Петр говорит, что лучший отет на такое уничижение - святая жизнь.

2,16 Действуйте как свободные люди. Мы не в неволе или рабстве у гражданских властей. Нам не нужно жить в рабстве или терроре. В конце концов, мы свободные люди Господа. Но это не значит, что мы свободны грешить. Свобода не означает распущенность. Свобода не включает беззакония. Поэтому мы никогда не должны использовать нашу свободу как оправдание для зла.

Греховное неповиновение ни в коем случае не оправдывается псевдодуховными отговорками. Зло, прикрытое религиозными одеждами, никогда не будет способствовать делу Христа.

Если мы живем как рабы Божьи, наши отношения с гражданскими властями будут находиться на должном уровне. Нам следует действовать в свете Божьего присутствия, повиноваться Ему во всем, делать все во славу Его. Лучший гражданин - верующий, живущий как раб Господа. К сожалению большинство правительств не понимает, скольким они обязаны христианам, верующим и повинующимся Библии.

Поразмыслите над выражением "рабы Божьи". "Небеса берут наши самые страшные слова, - пишет Ф. Б. Мейер,- и заставляют их искриться собственным светом, и то, что казалось синонимом ужаса, становится целью наших самых благородных помыслов". (F. B. Meyer, Tried by Fire, p. 91.)

2,17 Никакие взаимоотношения не остаются вне сферы христианской ответственности. Так Петр пополняет здесь диапазон отношений четырьмя решительными заповедями.

Всех почитайте. Мы не всегда можем почитать слова и поведение людей, но можем помнить, что каждая отдельная жизнь более ценна, чем весь мир. Мы признаем, что каждый человек создан по образу и подобию Божьему. Мы никогда не должны забывать, что Господь Иисус истекал кровью и умер даже за самых недостойных.

Братство любите. Мы должны любить всех людей, но особенно членов нашего духовного семейства. Эта любовь подобна Божьей любви к нам. Она совершенно незаслуженна, она направлена к нелюбящим, она не ищет никакой награды, и она сильнее смерти.

Бога бойтесь. Мы боимся Его, почитая как всевышнего Господа. Тогда прославление Его становится нашим первостепенным правом. Мы боимся делать то, что вызвало бы Его недовольство, и боимся представить Его людям в ложном свете.

Царя чтите. Петр возвращается к правительственной теме для заключительного напоминания. Мы должны уважать наших правителей как должностных лиц, назначенных Богом для служения тому или иному обществу. Это означает, что мы должны отдавать "кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх" (Рим. 13,7). Говоря в целом, христианин может жить при любой форме правления. Он не должен повиноваться только в том случае, когда ему приказывают выбирать между лояльностью властям и повиновением Господу Иисусу Христу.

В. Как слуга должен относиться к господину (2,18-25)

2,18 Символично то, что НЗ дает больше наставлений слугам, чем царям. Многие первые христиане были слугами, и Священное Писание показывает, что большинство христиан происходило из средних или низших слоев общества (Мф. 11,5; Мк. 12,37; 1 Кор. 1,26-29). Этот отрывок адресован домашним слугам, но принципы применимы ко всяким слугам. Петр призывает повиноваться господину со всяким уважением. Неотъемлемая реальность жизни такова, что в любом обществе или организации должна быть власть, с одной стороны, и повиновение этой власти - с другой. Слуга должен подчиняться своему господину ради своего же собственного блага, иначе он потеряет работу. Для христианина подчинение еще более важно. Дело не столько в зарплате, сколько в его свидетельстве, зависящем от повиновения.

Повиновение не должно изменяться в соответствии с характером работодателя. Любой может подчиняться доброму и кроткому хозяину. Верующие призваны идти дальше и с почтением и послушанием относиться к суровому и властному руководителю. Это и есть истинное христианское поведение.

2,19 Страдая несправедливо, мы получаем одобрение от Бога. Он доволен, видя, что мы осознаем свою зависимость от Него, когда терпим незаслуженные страдания, не оправдываясь и не сопротивляясь. Когда мы кротко переносим несправедливое отношение, мы показываем Христа; такая сверхъестественная жизнь получает Божье одобрение: "Отлично!"

2,20 Нет никакой доблести в терпеливом страдании за собственные преступления. Конечно, в этом нет никакой славы и для Бога. Такое страдание никогда не будет характеризовать нас как христиан и не побудит других стать христианами. Но терпеливое страдание за добрые дела имеет огромное значение. Оно столь неестественно и чуждо миру, что потрясает людей, и они постепенно убеждаются в собственной греховности и в необходимости спасения.

2,21 Мысль о страдании верующих за добрые дела неизбежно приводит к этим возвышенным словам о великом примере Господа Иисуса, который Он оставил для нас. Ни с кем и никогда не обходились так несправедливо, как с Ним, и никто не переносил страдания так терпеливо.

Мы призваны поступать так, как поступал Он, страдая за зло других. В используемом здесь слове "пример" заложена идея о тетради, заполненной безупречным почерком. Ученик стремится как можно точнее воспроизвести оригинал. Если он тщательно копирует образец, то его письмо будет достаточно хорошим. Но чем дальше от отходит от оригинала, тем хуже становятся копии. Наша безопасность заключается в постоянном следовании Оригиналу.

2,22 Наш Господь страдал не за Свои грехи, потому что был безгрешен. "Ибо незнавшего греха..." (2 Кор. 5,21); Он не сделал никакого греха; "...в Нем нет греха" (1 Ин. 3,5). Его речь никогда не была заражена лестью. Он никогда не лгал и не скрывал истину. Подумайте об этом! Когдато на этой планете жил Человек, Который был абсолютно честным, абсолютно чуждым обмана и лести.

2,23 Он был терпелив и не поддавался на провокации. Будучи злословим, Он не злословил взаимно, то есть не отвечал тем же. Когда Его упрекали, Он не угрожал. Когда предъявили обвинение, Он не защищался. Он был удивительно свободным от желания самозащиты.

"Признак глубочайшего, истинного смирения - оставаться безропотными, когда мы видим, что нас незаслуженно осуждают. Молчаливо сносить оскорбления и обиды - прекрасное подражание нашему Господу. Когда мы вспоминаем о том, как страдал Тот, Кто никоим образом не заслуживал этого, как мы воспринимаем то, что считаем себя обязанными сказать слово в свою защиту и оправдание?"

Страдая, не угрожал. Ни одно грубое, угрожающее слово не сорвалось с Его безмолвных уст. Возможно, противники принимали Его молчание за слабость. Если бы они оказались на Его месте, то поняли бы, что это не слабость, а сверхъестественная сила! Какие же скрытые духовные силы помогали Ему сносить натиск столь беспочвенного поругания? Он доверял Богу,Судье Праведному. И мы призваны поступать так же:

"Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: "Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь". Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром (Рим. 12,19-21)".

2,24 Страдания Спасителя не только послужили нам примером, но были и нашим искуплением. Конечно, мы не можем подражать Его страданиям, и Петр не предлагает этого. Его аргумент, кажется, состоит в следующем: страдания Спасителя не были результатом Его грехов, ибо Он не имел их. Именно за наши грехи Он был пригвожден к кресту. Он пострадал за грехи наши раз и навсегда, следовательно, мы никогда не должны допускать того, чтобы и нам самим страдать за них.

Факт, что Он умер за грехи, должен заставить нас умереть для них. Однако дело здесь вовсе не в отрицательной добродетели; мы должны не только умереть для греха, но жить для правды.

Ранами Его вы исцелились. Слово "раны" в оригинале стоит в единственном числе. Вероятно, предполагается, что все Его тело было одной сплошной раной, так как было исполосовано. Каким должно быть наше отношение к греху, если наше исцеление стоит Спасителю так много? Теодорет комментирует: "Новый и странный метод исцеления. Врач заплатил собственным страданием, и больной получил исцеление".

2,25 До уверования мы были, как овцы блуждающие - потерянные, мечущиеся, раненные, истекающие кровью. Упоминание Петра о блуждающих овцах - последняя из шести ссылок на главу 53 Исаии в этом отрывке:

с. 21 Христос... пострадал за нас (ср. Ис. 53,4-5);

с. 22 Он не сделал никакого греха, и не было лести в устах Его (ср. Ис. 53,9);

с. 23 Будучи злословим, Он не злословил взаимно (ср. Ис. 53,7);

с. 24 Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо (ср. Ис. 53:4,11);

с. 24 Ранами Его вы исцелились (ср. Ис. 53,5);

с. 25 Ибо вы были, как овцы блуждающие (ср. Ис. 53,6).

Получая спасение, мы возвращаемся к Пастырю - Пастырю доброму, Который полагает жизнь Свою за овец (Ин. 10,11); Пастырю великому, Который проявляет нежную и неустанную заботу о стаде, за которое пролил Кровь; и Пастыреначальнику, Который скоро грядет и поведет овец Своих на зеленые небесные пастбища, где они никогда не заблудятся.

Вера возвращает Блюстителю наши души. (Греческое слово episkopos - "блюститель" или "епископ".) Мы были Его творением, но потерялись из-за греха. Теперь мы возвращаемся под Его заботливую руку и будем в безопасности, и безопасности вечной.